Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
Глубокая, торжественная тишина господствует в этих обширных, скалистых горах, где на протяжении целого дня не увидишь ни одной человеческой души. Деревни и города находятся далеко отсюда, у подножья этих громадных гор, простирающихся вдоль всей Испании. Только в низменных частях изредка наткнешься на пасущиеся стада и бедные лачужки пастухов. Но чем выше поднимаешься, тем пустыннее и мрачнее становится местность; следы человеческого жилья исчезают полностью; редко встречаются дороги, ведущие через долины; скалы становятся все выше и темнее, между тем как на их вершинах блестит снег; тропинки попадаются все реже и часто даже еще опаснее, чем в Швейцарии, так как они прерываются расщелинами; и только на мулах, приспособленных для подобной местности, можно пробраться по этим дорогам. Лишь хорошо знавший горные дороги осмеливался идти по страшным теснинам, окруженным вокруг пропастями.
Но Олимпио был отличный проводник и взялся выбирать такие тропки, по которым можно было проехать на лошадях. В первый день это опасное путешествие закончилось благополучно. Предводители карлистов были в самом веселом расположении духа и надеялись через несколько дней присоединиться к дону Карлосу.
В котловине, обросшей мохом, где маленький лесок, они остановились под вечер, чтобы закусить, отдохнуть и потом, если настанет светлая ночь, продолжать путешествие.
Здесь настиг их Нарваэс со своими шестнадцатью всадниками, и тогда разгорелась та кровавая схватка, о которой он рассказывал аббату Санта-Крус. Десять солдат его были убиты — они не знали о храбрости трех предводителей карлистов и поплатились жизнью. Сам Нарваэс был ранен, а его падение с лошади лишило мужества остальных шести солдат, и, таким образом, герои дона Карлоса без потери закончили сражение, так как легкая рана, полученная маркизом в левую руку, была незначительной.
Христиносы отнесли Нарваэса в лесок и оставили карлистов в покое. А те, одержав блестящую победу над противником, превосходившим их в численности, решились найти для отдыха ночлег в чаще леса.
Теперь только оказалось, что раненый маркиз де Монтолон был очень слаб, вследствие значительной потери крови, и между тем как Олимпио оставался при нем и перевязывал ему рану, Филиппе пошел искать ручей, чтобы принести маркизу свежей воды.
Они находились на расстоянии полумили от монастыря Санта-Крус, о существовании которого и не подозревал Олимпио Агуадо, иначе бы он, без сомнения, предложил отправиться туда и попросить ночлега.
Маркиз де Монтолон лежал на траве под деревьями, Олимпио стоял возле него на коленях и по всем правилам искусства врача перевязывал ему рану, которая была глубже, чем они это предполагали.
— Я думаю, ты сам промолчал бы о ране, если бы я не заметил крови, Клод, — сказал Олимпио, — ведь пуля вошла в мякоть на полдюйма, и если бы у тебя не была такая полная рука, то она бы повредила тебе кость. Филиппо больше пострадал бы в таком случае.
— Значит, тем лучше, что пуля попала в меня, — ответил, улыбаясь, маркиз, — но ты напрасно беспокоишься, Олимпио, подобные раны легко заживают.
— Я счастлив, что могу оказать тебе маленькую услугу, делая эту перевязку.
— Ты это дело знаешь мастерски! Клянусь всеми святыми, в тебе, широкоплечем исполине, мудрено предположить такую ловкую, нежную руку, — сказал маркиз. — Ты ухаживаешь за раной так осторожно и искусно, как будто бы ты специально этому обучался.
— Нужно все знать, мой старый друг, нужда превосходная учительница. Черт возьми, ты не доехал бы до наших войск с этой открытой раной!
— Что так приятно освежает рану?
— Листья альбуса, они облегчают боль.
— Благодарю, Олимпио, это действует превосходно. Нарваэс наш злейший враг! Я думаю, он не оставит нас в покое, — сказал Клод де Монтолон.
— Черт его побери! Он снова почувствует мою саблю, если пойдет против нас. При следующей же встрече я примусь за него и тогда расплачусь с ним за сегодняшний вечер.
— Он хорошо владеет саблей.
— Видел, Клод. Но против пули сабля его не защитит. Если бы на нем не было кольчуги, в чем я даже не сомневаюсь…
— Как, ты думаешь?..
— Я думаю, что у него есть кольчуга, иначе твоя сабля пронзила бы его сегодня насквозь.
— Ты прав, Олимпио.
— Я видел, как ловко ты ударил его саблей и, не попав в цель, размахнулся во второй раз и тогда только поразил его в лоб, ведь на голове у него не было этой проклятой штуки.
— Ведь и мы можем носить кольчуги, Олимпио, этого не запрещает воинский устав.
— Черт возьми, мне было бы совестно! Я не хочу ничем вооружать свою грудь! — воскликнул храбрый Олимпио и лег возле маркиза с заряженным ружьем в руке, чтобы насладиться несколькими часами отдыха.
Филиппо в это время пробирался сквозь чащу леса к указанному месту, чтобы принести воды для маркиза. Ему наконец удалось найти проход между скалами, и он приблизился к ручейку. Филиппо быстро наполнил свою ладанку свежей, холодной водой, сам напился и только собрался вернуться назад, как вдруг увидел вдали человеческую фигуру, быстро исчезнувшую затем в лесу.
— Per Dio, — пробормотал Филиппо, — что это за явление в этом безлюдном месте?
Он поспешил за фигурой и увидел ее недалеко от себя между кустами. Карлист прибавил шагу и крикнул незнакомцу, чтобы тот остановился, если ему дорога жизнь.
Слова эти, казалось, произвели желаемое действие. Филиппо подошел ближе и увидел, что остановившийся человек был монах, плотно закутанный в рясу.
— Ого, — крикнул он, — куда идете вы, благочестивый брат?
Монах показал рукой, что он не может говорить, что он немой.
— Это достойно сожаления! — сказал Филиппо и пошел рядом с благочестивым братом, который произвел на него какое-то неприятное впечатление, так как тот не глядел на него и еще ниже спустил капюшон своей рясы на лоб.
— Но слышите ли вы? — спросил Филиппо. Монах утвердительно кивнул головой.
— Куда вы идете в такое позднее время по такому густому лесу? — снова спросил итальянец, не спуская с монаха своего недоверчивого взгляда.
Монах остановился и начертил на земле дом, окруженный забором.
— В монастырь? Разве тут есть поблизости монастырь?
Монах снова кивнул головой и показал на вершину горы.
— Там, наверху? Вот как, благочестивый брат, я и не знал этого. Но зачем же вы вышли в такую пору?
Монах начертил на земле ружье.
— А, вы слышали выстрелы и идете теперь за своими братьями, чтобы схоронить убитых?
Монах утвердительно кивнул головой.
— Ну, — продолжал Филиппо, — предоставьте это христиносам. Сколько монахов в вашем монастыре?
