Кирилл Кириллов - Булат
Стражники косо поглядывали на двух оборванцев, но пути их не преграждали. Мало ли, в каком обличье заказчики решили принести свои драгоценности в город.
Друзья миновали поворот к деревне, где мулла собирал недавно сведения о городе. Впереди замаячили невысокие стены городских укреплений, частью еще деревянные, а частью одетые камнем. Над ними возвышались шпили и минареты храмов, а выше – в строительных лесах – купол дворца.
– Кучеряво живут, – пробормотал Афанасий.
– Да, видать, казна городская неплохо себя чувствует. Небось, визири с каждого золотых дел мастера дерут три шкуры податей, – ответил мулла.
– Даже если и одну. Золотое да алмазное дело куда как прибыльно. Не надо в поле ломаться, рис да пшено сажая. Не надо полоть, удобрять, урожай собирать. Один камешек обточил, в золотой ободок вставил, на цепочку подвесил, продал – да и живи год спокойно, – вздохнул купец как бы даже с завистью.
– А ты представляешь, какой глаз нужен, чтоб алмаз дорогой огранить да в оправу, что заказчику понравится, вставить? А если не понравится, или дрогнет рука? Смертью дело может кончиться.
– Может, но нам за них переживать не след, о себе надо подумать, – сменил тему Афанасий. – Что делать будем? Ворота уж скоро затворят, – спросил он, глядя на солнечный диск, опустившийся уже к верхушкам надвратных башен.
– Не ты ли что-то придумать обещал? – вопросом на вопрос ответил мулла.
Афанасий лишь кивнул, продолжая мучительно размышлять о том, как же им проникнуть в город. Попробовать наняться в помощь какому-нибудь мастеровому, так то раньше надо было думать. Прибиться к каравану – тоже не выйдет. Если сами караванщики не погонят, стражники прицепятся. За одиноких золотых дел мастеров или везущих в город припасы крестьян им точно не сойти. Да и с тех все равно пошлину требуют…
И вдруг… Афанасия осенило. Он увидел вереницу слепых, бредущих вдоль дороги. Такие же грязные и оборванные, как они сами, замотанные в какое-то тряпье, шли они в Каллур, постукивая по дороге суковатыми посохами. Каждый задирал подбородок, уставив лицо в небо, держал руку на плече предыдущего, чтобы не потеряться. И вел всех их тоже слепец.
Был он выше и моложе остальных, и посох его напоминал скорее боевой шест или копье, чем палку. На поясе висел длинный кинжал в простых кожаных ножнах, а на руках были широкие медные браслеты, способные выдержать удар секиры. Держался он подчеркнуто гордо и независимо. Несмотря на то, что ни силачом, ни гигантом он не был, что-то в облике предводителя давало понять – его нельзя согнуть или заставить плясать под чужую дудку, его можно только убить. Да многие, наверное и пытались. Если у большинства глаза смотрели на мир бельмами, то у предводителя они были… Вернее, их просто не было. Вместо глаз на лице его зияли пустые глазницы, словно два кратера с оплавленными краями, не прикрытые даже повязкой. Казалось, он не то что не стеснялся, а даже гордился своим уродством.
Афанасий толкнул муллу в бок. Мотнул головой – смотри, мол.
– Несчастные люди, – ответил мулла. – Помилуй их Аллах.
– Да не в том дело. Это ж пропуск наш в город.
– Как это?
Один из слепых запнулся, закачался, ловя руками равновесие и размахивая клюкой. Отпустил плечо впереди идущего.
Не говоря ни слова, купец схватил муллу за руку и потащил за собой. Втиснул между двумя слепцами. Поймав мечущуюся в воздухе руку одного из них, положил на окрепшее за дни скитаний плечо хорасанского книжника. Его руку положил на свое и водрузил лапищу на плечо того, за кем оборвалась цепь.
– Хвала великому Ганеше, – воскликнул слепец, вновь обретя под пальцами ткань впереди идущего.
– Ты нашел меня?! – спросил тот, на чьем плече лежала рука Афанасия.
– Да, все хорошо, нашел, – пробормотал купец как можно менее внятно. Он знал, что у потерявших зрение сильно обостряются другие чувства и понимал, что слепец наверняка распознает подмену. Но он собирался обманывать только тех, кто отстоял дальше.
Резким движением он скрутил ворот драной рубахи слепца, пережимая тонкую шею. Тот забился, не в силах вдохнуть, попытался оторвать от ворота стальные пальцы. Не смог, обмяк в изнеможении. Афанасий чуть отпустил ворот.
– Все на месте? – осведомился предводитель так громко, чтоб его было слышно в конце колонны.
– Да! Да! Все здесь, – ответил нестройный хор.
Слепец, которого держал Афанасий, тоже встрепенулся, вдохнул немного воздуха в цыплячью грудь, попытался что-то сказать. Купец надавил снова. Слепец опять забился, беззвучно разевая рот. Наконец слепой индус понял, чего от него хотят. Хмыкнул, потряс головой, как норовистый конь. Смирился. Плечи его поникли. Спина сгорбилась.
– Тогда идем. Я чувствую, – предводитель с особым нажимом произнес это «я чувствую», словно лишний раз утверждая свое право верховодить, – до города уже недалеко – и первым сделал шаг.
Вереница дрогнула и потянулась следом за вожаком. Афанасий поразился тому, как ходят слепые. Осторожно выставляя вперед ногу, словно ощупывают ей пространство перед собой, не перенося вес. И только убедившись, что впереди нет камней или коряг, делают шаг. Он попробовал и сам так идти, чтобы не сильно выделяться, и украдкой, поскольку их уже могли разглядеть разморенные на солнце стражники, подал знак мулле делать то же. Но хорасанец уже сам понял, что к чему.
На их счастье, в воротах случилась заминка, один из провожатых богатого экипажа заспорил с начальником стражи о размере входной пошлины. Они ругались, указывали перстами один на наглухо закрытую тканями повозку, другой куда-то вверх, очевидно намекая каждый на свое начальство. Пока они разбирались меж собой, подъехала еще одна группа в полдюжины всадников. Горячие кони занервничали, стали топтаться на месте, подниматься на дыбы. Почуяв впереди опасность, вожак свел слепых на обочину и остановился. Так они простояли минут двадцать, пока наконец стороны не договорились, и оба каравана не проехали внутрь.
Предводитель слепых расправил плечи, еще выше задрал подбородок и повел своих людей к воротам, стуча палкой по пыльной дороге. Дорогу им заступил высокий детина в кольчуге, надетой прямо на голое волосатое тело. Расставив пошире ноги, он упер руки в бока и стал ждать их приближения с гадкой ухмылкой на тупом лице.
Палка предводителя, стуча по утоптанной множеством ног дороге, приближалась к его сандалиям. А он словно бы того и ждал, улыбаясь все гаже. Всем, кроме слепых, было ясно, что если палка встретится с ногой детины, произойдет что-то нехорошее. Другие стражники наблюдали за происходящим заинтересованно, как зеваки, собравшиеся поглазеть на представление, которое может стоить акробату жизни.
