Франческо Гверацци - Беатриче Ченчи
– Она сказала это?
И Санта-Кроче покраснел от бешенства, как раскаленный уголь; голос его дрожал.
– Кроме того, она говорила, что вы низким образом проматываете всё своё достояние; что вы за деньги заложили ростовщикам-жидам ваш дворец и что она должна была выкупить его из своего кармана, для того, чтоб избежать стыда идти жить в чужом наёмном доме; она говорила, что не раз платила ваши долги и что вы каждый день делаете новые, ещё большие и худшие; что вы отчаянный игрок; что нет той гадости, в которую вы не влезли бы по уши; что вы отрицаете Бога и всякое уважение к человечеству… Наконец, что, в довершение всей гнусности вашего поведения, вы сделались пьяницей, напиваясь до состояния животного вином и водкой, и вас часто приносят домой в ужасном виде.
– Она сказала это?
– И что вы дошли до такой степени бесстыдства, что вас не удерживает уважение ни к матери, ни к месту, и вы приходите во дворец ваших знаменитых предков в сопровождении распутных женщин; и к этому она прибавила еще столько ужасов, что я краснею при одном воспоминании о них…
– Моя мать?..
– Она даже прибавила, что, считая вас положительно неспособным исправиться, она решилась, как ни тяжело это ее материнскому сердцу, прибегнуть с просьбою к его святейшеству, чтоб он велел заключить вас в крепость, где вы, кстати, сделаете визит императору Адриану. Клянусь честью, это значит быть заключенным в прекрасном обществе…
– Она это говорила?.. – продолжал вопрошать удивленный князь, между тем как граф отвечал ему тем же пронзительным, раздражающим голосом:
– Или в Чивита-Кастелану… на вечное заточение.
– На вечное заточение!.. Именно так она и сказала, – навеки?
– И даже скоро… что она должна сделать это, ради чтимой памяти своего знаменитого супруга, ради своего светлейшего рода, благородных родных, своей совести и Бога…
– Достойная мать! Ну, не добрая ли мать у меня?.. – восклицал князь голосом, который он старался сделать шутливым, хотя с трудом мог скрыть заметный страх. – А что отвечали прелаты?
– Эх! вы знаете притчу евангельскую? Дерево, не приносящее хорошего плода, вырубается…
– Однако, я вижу, что надо торопиться более, чем я думал. Граф, дайте мне совет… я не знаю, что мне делать… я в отчаянии…
Граф покачал головой, и серьезным голосом отвечал:
– Здесь, у источника всех благ, вы можете черпать их полными ведрами. Обратитесь к монсиньору Таверна, губернатору Рима, или даже, если у вас много денег и мало смысла, к знаменитейшему адвокату, синьору Просперо Фариназио, который, за деньги, изготовит вам какое хотите блюдо.
– Горе мне! у меня нет денег…
– Ну, без денег вы можете с большим успехом обратиться к колоссам Монте-Кавалло…
– И потом это было бы дело спорное, а мне нужны средства, которые бы не делали шуму… и в особенности средства скорые.
– В таком случае смиритесь и упадите к ногам папы.
– Горькое разочарование! Папа Альдобрандино – старый, фальшивый и упрямый человек, алчный к приобретению. Я боюсь его и готов скорее кинуться в Тибр, головою вниз, чем обратиться к нему.
– Да, – начал говорить граф с смущенным видом и оставив иронический тон: – теперь, как я подумал, я вижу, что это было бы и потерянное время, и потерянный труд. После важной ошибки, которую он сделал, приняв сторону моей непокорной дочери против меня, он верно сделался менее доступным к жалобам детей на родителей. Рим процветал до тех пор, покуда отец имел право на жизнь и смерть своей семьи.
– Так что же. – спросил Санта Кроче, смущенный этой неожиданной выходкой, от которой у него опустились руки с отчаяния.
Граф Ченчи, сожалея о своей неуместной вспышке, поспешил ответить:
– О! для вас совсем другое дело.
Санта Кроче, утешенный этими словами и еще более отеческим взглядом, который обратил на него граф, придвинул стул и вытянув вперед голову, начал говорить на ухо шепотом:
– Я слышал… – и остановился; но граф ободрял его, подсмеиваясь.
– Ну, сын мой, продолжайте!
– Мне говорили, граф, что вам, как человеку осторожному, всегда удавалось… когда кто-нибудь докучал вам, избавиться от этого бельма в глазу с удивительною ловкостью. Как человеку сведущему в естественных науках, вам вероятно не безызвестны свойства некоторых трав, которые отправляют в царство мертвых не меняя лошадей и, что в особенности важно, не оставляя никаких следов на большой дороге.
– Разумеется, травы имеют чудесные свойства; но в чем они вам могут помочь, я решительно не понимаю.
– Что касается до этого, то вам надо знать, что светлейшая княгиня Констанция имеет обыкновение пить на ночь какую-то травку для того, чтоб иметь хороший сон…
– Прекрасно…
– Вы понимаете, что весь вопрос в том, короткий или долгий сон; дактиль или спондей, пустяковина; право – простое слогоударение. – Говоря это, изверг принуждал себя смеяться.
– Господи, буди милость твоя на нас!.. Отцеубийство, так, для начала. Хорош первый опыт, черт возьми! Злополучный человек! да подумали ли вы, что делаете?
Князь, стараясь казаться твердым, отвечал:
– Что касается до того, думал ли я, то этим не стесняйтесь, потому что я об этом думал раз тысячу; что же до первого опыта, то надо вам знать, что это вовсе не первая проба.
– Я поверю вам, если вы даже и не побожитесь: в таком случае придвиньтесь и мы обсудим этот предмет. Искусство составлять яды уже теперь не процветает, как в былое время: большее число удивительных ядов, известных нашим предкам, исчезло. Флорентийские князья Медичи трудились очень похвально над этой важной отраслью человеческого знания; но если мы возьмем в соображение все издержки, то польза была незначительна. Вот например aqua tofana; она никуда не годится для хорошего дела: волосы падают, ногти отскакивают, портятся зубы, кожа отстает клочьями и все тело покрывается багровыми болячками – итак, вы видите, она оставляет после себя слишком явные и продолжительные улики. Ее прежде часто употребляли. Что до меня, то я снимаю шапку перед Александром Великим: мечом разрубается всякий гордиев узел, и главное – сразу…
– Меч! Разве он не оставляет следов?
– Да кто же вам советует скрывать смерть донны Констанцы? Вы, напротив, должны объявить о ней и говорить открыто, что вы её виновник.
– Граф, вы смеетесь…
– Я не смеюсь; напротив, я говорю совершенно серьезно. Вы разве ни разу не читали истории, по крайней мере римской? Да, вы читали, хорошо; но какого черта вы читаете книги, если вы из них не извлекаете ту пользу, чтоб уметь себя хорошо вести в свете? Вспомните угрозу Тарквиния Лукреции: он обещал убить ее, если она не отдастся ему; и бросив к ней на ложе зарезанного раба, объявил, что она погибла от заслуженных терзаний за оскорбление, нанесенное родителю, пала жертвою осквернения святости законов, – и много еще разных фраз, которые говорят в подобном случае. Так и вам надо сделать. Важность проступка извиняет убийство.
