Иван Дроздов - Морской дьявол
А задумали они операцию многомудрую и таившую в своих недрах способ сделать сотни и сотни миллионов долларов. Однако началась операция с вопроса излишне прямолинейного, но, впрочем, не однажды повторявшегося в стенах этой старинной, некогда принадлежавшей дворянам квартиры:
— Где жить будешь? — спросила обворожительная супруга, названная родителями не совсем по–русски — Мирой.
— Жить? Я‑то? Такой молодец? Да мне стоит свиснуть, как сбежится толпа одиноких женщин и меня тотчас же расхватают.
Последовала пауза, во время которой мы должны пояснить: супруги давно уж живут как кошка с собакой и не однажды обсуждали проблему развода и раздела квартиры, — впрочем, можно ли назвать квартирой комнату размером в сорок пять квадратных метров, бывшую гостиную в доме, принадлежавшем деду Вадима, известному инженеру, строившему Николаевскую железную дорогу, ныне Октябрьскую. Большевики дом отняли, поделили. Внуку Вадиму досталась одна большая комната со старой бронзовой люстрой, с лепным потолком и двустворчатыми дверями. Теперь и эту комнату надо было делить, о чем Вадим горько сожалел.
Серьезно и без малейшего чувства обиды пояснил:
— Буду жить на даче: печку я там поправил, дров заготовил — так что… оставляю комнату тебе.
Мира неожиданно заявила:
— Комната мне не нужна. Я буду жить в новой квартире.
Такого оборота дела Вадим не ожидал, но сделал вид, что ничему не удивляется.
Мира обвела взглядом книжные полки, диван, два кресла и стала наливать в бокалы шампанское.
Мира и Марголис на Вадима не смотрели, и Вадим на них не поднимал взора, но если Мира и их гость не слышали бурь, клокотавших в груди Вадима, то Вадим, наоборот, видел и слышал, и даже, как ему казалось, улавливал антеннами своего подсознания нетерпеливые и буйные страсти, одолевавшие его собеседников. Они очень хотели что–то ему сказать, чего–то от него добиться, но вот чего — этого Вадим пока понять не мог. Мы даже скажем больше: Вадим вдруг разгадал, что Юрий надувает свои щеки не для устрашения противника, как это делают лягушки, а из желания доказать свою важность и завоевать доверие Вадима, который зачем–то ему был очень нужен. И Юрий доказал это первыми же словами, с которыми он обратился к Вадиму:
— Ты, может быть, слышал: я получил банк?
— Банк?.. Какой банк? И зачем тебе банк? Я как понимаю, в банках хранят деньги и производят всякие операции, а ты… Ты разве чего–нибудь смыслишь в финансовых делах?
Юрий под таким напором скепсиса не смутился.
— Деньги важно иметь, а уж сосчитать их — на это в нас от рождения талант заложен.
— Но как же ты будешь владеть деньгами, если у нас с тобой в кармане больше трех–четырех рублей никогда не водилось?
Юрий перестал пучить глаза и надувать щеки, но в словах его появились раздражительность и обида. Он ниже склонялся над тарелкой, разрывал вилкой кусок осетрины, недовольно бубнил:
— Ты, Вадим, не скоморошничай; дело у нас серьезное: я получаю банк, а Мира будет в нем бухгалтером. Мы с ней подобрались к главному — к деньгам, и музыку заказывать будем только мы. Тебе мы тоже кое–что закажем, и ты уж больше не будешь бомжевать. Я решил поправить станки, с которых содрали медную оснастку, и подготовить их к продаже. Ты будешь восстанавливать электрические схемы. Собери наших ребят, — ну, тех, которые разбежались, — будешь руководить работами, а мы вам дадим деньги. Список станков ты получишь. И, кстати, организуешь охрану в цехах. И на охрану будем давать тебе деньги.
Вадим молчал. О многом он догадывался, но такого стройного, практического и точно рассчитанного плана он от них не ожидал. И не мог никак сообразить, в каких таких семирамидах сохранился дом, наполненный деньгами, кто там хозяин и почему это Юре Марголису отдают его в единоличное распоряжение? Очень бы хотелось обо всем расспросить Юрия, но Вадим вдруг поднялся.
— Хорошо! Вы мне давайте ваш список, назначайте зарплату ребятам, а я, пожалуй, предложение ваше приму.
Он посмотрел на часы.
— Сейчас же… У меня назначено свидание.
И, не простившись, вышел.
Он уже примерно знал, какие станки они собираются продавать, — знал также, что без него им не обойтись и только ему они могут поручить восстанавливать электронные схемы управления станками.
Из телефонной будки он позвонил конструктору, работавшему в его группе, Павлу Баранову:
— Па! Это я, Вадим. Нельзя ли у тебя переночевать?
— Ты с кем говоришь? Друг я тебе или кто?
Баранов жил в блочном доме на пятом этаже, и окна его квартиры выходили на палаточный рынок возле метро «Пионерская». Здесь недалеко раскинул свои корпуса гигантский радиоэлектронный завод «Светлана»; Вадим часто бывал на нем по делам своей конструкторской группы и хорошо знал этот район. Ехал он с Большого проспекта Петроградской стороны и через полчаса уж входил в квартиру друга. Сел на диван перед темным экраном телевизора и сидел молча, и на друга не смотрел, а Павел прошел на кухню и возился там у плиты. Скоро он вышел с дымящимся чайником и с хлебной корзинкой, в которой одиноко лежали три черных сухаря.
— Извини, Вадим, кормить тебя нечем. У меня даже сахара нет.
— Я только из–за стола. К нам пришел Юра Марголис, — супруга заделала ресторанный ужин. Да только осетрина и прочие деликатесы мне в рот не лезли. Они, видишь ли, теперь в банке будут работать.
— Ну, работать за них будут другие, а наш Юрочка с твоей бывшей супружницей вдруг стали миллионерами. Юру–то, пожалуй, и олигархом можно назвать. В банке лежат триста миллионов долларов: все денежные накопления нашего завода.
Слова «бывшей супружницей» Вадим оставил без внимания, хотя он будто бы никому не говорил о намечавшемся разводе, но его больше поразило сообщение о трехстах миллионах и о том, что эти деньги, принадлежавшие заводу, достались Юрию Марголису.
— Я что–то в толк не возьму: нам шесть месяцев зарплату не дают, а денежки заводские в банке лежат. И теперь вот их Юрочке Марголису вручают.
— И твоей супружнице. Она хоть, как я думаю, и переметнется от тебя, но денег–то тебе по старой памяти один–другой миллион отсыплет. Тогда, надеюсь, и меня не забудешь.
В прихожей раздался звонок, и Павел, поднимаясь, ворчал:
— Пришла, наконец, шельма! Три дня носа не показывала.
И потом из прихожей доносился его шумливый, но, впрочем, не злой голос:
— Где ты пропадала три дня? Я ей звоню и днем и ночью, а ее нет и нет. Смотри, девка! Ты у меня достукасси. Я ведь не погляжу, что ты студентка, живо ремня схлопочешь.
Вадим знал: встретил Павел Варвару Барсову, дочку директора завода, улетевшего с женой возобновлять прежние деловые связи. Машу они взяли с собой, а Варвару, старшую дочь, оставили охранять квартиру. Однако с ней приключилась ужасная история: ночью какие–то люди пришли с милицией и судебным исполнителем и сказали, что хозяин квартиры Петр Петрович Барсов перед отлетом в служебную командировку квартиру и все содержимое в ней продал за пятьдесят тысяч долларов. Ошеломленную Варвару выставили за порог, и она едва добралась к Павлу Баранову. Павел до окончания института работал шофером директора завода, Варвара и ее сестра Машенька росли на его глазах, — и, можно сказать, на руках.
