Анатолий Кулемин - На грани апокалипсиса
– Думаю, они будут драться до конца.
– Драться до конца будут солдаты и ополченцы из фольксштурма, одураченные Гитлером. Верхушка, генералитет, старшие офицеры – эти побегут. Они воспользуются тем хаосом, той неразберихой, которые в это время будут царить в Берлине, и побегут сдаваться к англичанам и американцам. Мы, конечно, потребуем от наших союзников выдачи военных преступников для предания их военному трибуналу, и союзники нам их выдадут, но выдадут не всех. Они выдадут нам только тех, кого не смогут укрыть у себя от нас, и тех, кого не захотят укрывать. Это будет – надо, как вы говорите, смотреть в глаза правде и быть к этому готовым. Так вот, наша с вами задача, товарищ Меркулов, воспользоваться хаосом в Берлине и использовать царящую там неразбериху в своих интересах. И мы воспользуемся этим, а также воспользуемся нечистоплотностью наших союзников по отношению к нам в плане укрывательства пленных немцев. Мы подсунем им своего человека. Пусть они проглотят нашу наживку. Что вы думаете по этому поводу?
«Вот оно. Вот тот главный вопрос, ради которого он сегодня вызвал меня сюда», – понял Меркулов. Еще он понял, что весь тот разговор о сепаратных переговорах Сталин затеял специально: это было то, что он, Меркулов, должен будет «отдать» Берии, когда тот спросит – а спросит он обязательно – о цели этой встречи. О том, что нарком НКВД узнает о ней, Меркулов не сомневался; был в этом уверен и сам Сталин.
И та странная «просьба» Верховного, которую он высказал, «приглашая» Меркулова на эту встречу, и которая поначалу даже удивила и озадачила наркома, теперь более или менее была ему понятна. «Подберите несколько – пять-шесть – наиболее подготовленных кандидатов из числа сотрудников, прошедших или проходящих специальную подготовку для работы за рубежом, в возрасте до двадцати пяти лет и в совершенстве владеющих немецким и английским языками, – сказал Сталин два дня назад, когда лично позвонил Меркулову, – и с личными делами этих сотрудников приезжайте ко мне…»
То, что Верховный задумал какую-то комбинацию, наркому было понятно. Смущал Меркулова возраст сотрудников, которых надлежало отобрать: до двадцати пяти лет. Это не тот возраст, в котором кого-то можно отправлять для выполнения серьезного задания за рубеж, а серьезность и сложность задания сомнений у него не вызывали, раз инициатива исходила от Сталина. Кроме того, начинать операцию по внедрению сейчас, накануне решающего и окончательного разгрома Германии, Меркулов считал делом малоперспективным.
– Товарищ Сталин, план, который вы предложили – хорош. Я бы даже сказал – план гениален…
– Что? Что вас смущает? Говорите. Я это чувствую по вашему голосу. Я ведь для того вас сюда и пригласил, чтобы выслушать ваши контраргументы и чтобы вы предъявили свои контрдоводы.
– Возраст сотрудников, товарищ Сталин. В таком возрасте человек еще не может занимать сколь-нибудь значимый пост ни в одной из структур СС или вермахта, который мог бы хоть как-то заинтересовать англичан или американцев. А офицер младшего чина вряд ли может интересовать английскую или американскую разведку. Существует большой риск не получить ожидаемого результата от проведенной операции.
– Американскую, – с нажимом уточнил Сталин. – Сейчас мы с вами обсуждаем вопрос о внедрении нашего человека именно в американскую разведку. – Он сделал довольно большую паузу, затем продолжил свои рассуждения:
– Насчет того, что молодой офицер не может занимать высокого положения в структурах СС и германской армии, тут вы, пожалуй, правы. А вот насчет того, что офицер невысокого армейского чина не сможет их заинтересовать, тут я с вами не согласен. Кто, как не боевой офицер, сражавшийся с оружием в руках против большевиков, к тому же в совершенстве владеющий английским и… русским языками, может еще заинтересовать Управление стратегических служб США, которое уже сейчас разрабатывает планы будущих операций против Советского Союза? Нет, товарищ Меркулов. Окажись такой человек в руках людей Донована, они его из поля зрения уже не выпустят. И малый чин офицера вермахта – с эсэсовцем они могут и не связаться – послужит нам в данной ситуации на руку, он не будет способствовать глубинной проверке офицера. По крайней мере, на начальном этапе. А насчет риска… Скажите, Всеволод Николаевич, в вашей работе вам часто приходилось сталкиваться с решением подобных вопросов без определенного рода риска? Возможна ли вообще работа разведки без риска?
– Нет, товарищ Сталин.
– Вот видите. Я тоже думаю, что нет. Вы принесли с собой то, о чем я вас просил?
– Да, товарищ Сталин, принес.
Меркулов поднялся из-за стола, принес портфель, который он отставил к стене, когда вошел в столовую, и выложил на стол стопку папок голубовато-серого цвета. Это были личные дела сотрудников, которые отобрали наркому работники кадрового аппарата, и которые Меркулов предварительно тщательнейшим образом изучил сам.
Сталин сел за стол, отложил трубку в пепельницу, взял верхнюю папку и раскрыл ее. Он долго всматривался в фотографию сотрудника, затем, убрав снимок в специальный кармашек на внутренней стороне титульной корки, стал внимательно читать листок по учету кадров. Изучив личное дело от корки до корки, Сталин отложил его в сторону и взял другую папку.
«А он постарел…» – подумал Меркулов, глядя на сильно поредевшие волосы Верховного, на его усы, совсем не щетинистые, а скорей мягкие и даже чуть обвисшие, на густую сеточку красных прожилок, проступающую сквозь кожу на щеках и делающую заметной бледность лица. И еще Меркулову бросился сейчас в глаза общий облик Сталина. Это был совсем не тот облик, который все привыкли видеть в монументальных скульптурах и на гигантских полотнищах портретов вождя. В эти минуты перед ним сидел сильно изнуренный человек с уставшими плечами и чуть сутуловатой осанкой.
Меркулов рассматривал Сталина исподволь, бросая на него короткие цепкие взгляды; тот же продолжал внимательно изучать личные дела и, казалось, совсем не замечал наркома. Только редкие уточняющие вопросы Сталина, на которые Меркулов давал исчерпывающие ответы, говорили о том, что Верховный не забыл о его присутствии.
– Что, сильно я постарел? – не отрывая взгляда от документов и словно прочитав мысли наркома, неожиданно спросил Сталин. От столь точного попадания в ход его мыслей Меркулов смутился, ему даже стало немного не по себе. – Вы разглядываете меня, как цыган, покупающий лошадь.
– Я думаю, товарищ Сталин, о том, смог ли кто-либо другой вынести ту ношу, которая с началом этой войны обрушилась на вас и которую вы, как Верховный главнокомандующий, все это время несете на своих плечах. Какой же внутренней энергией должен обладать человек, чтобы такой груз вынести?
