Тайна Моря - Стокер Брэм

Сделав кое-какие покупки, мы сели на поезд в 12:53 и прибыли в Абердин к 18:20. Миссис Джек осталась ждать семичасовой в Эллон, где ее встречал экипаж. Мы с моей женой поехали на велосипедах к Уиннифолду через Ньюборо и Кирктон, чтобы избежать чужих глаз. Когда Марджори переоделась в нашем доме, мы направились в Кром. В лесу она снова натянула ливрею и оставила велосипед.

Перед расставанием она одарила меня такими поцелуями и объятьями, что во мне все запело.

— Ты хорошо себя вел, — сказала она, — но на сегодня роль мужа окончена!

И вновь она предостерегающе подняла палец — уже столь хорошо мне знакомый жест — и ускользнула. Дальше она в одиночку возвращалась в замок, а я тревожно ждал сигнала свистка, которым она бы позвала на помощь. Затем я поехал домой, чувствуя себя как во сне.

Оставив велосипед в гостинице, после легкого ужина я прошелся по пескам к Уиннифолду, задерживаясь у каждого места, что ассоциировалось с моей женой. Моя жена! Голова шла кругом: мне все еще не верилось, что это правда. Сев на Сэнди-Крейгс, я чуть вновь не вообразил себе фигурку Марджори на той одинокой скале. Казалось, это было очень давно, ведь с тех пор случилось так много всего.

Но с нашей первой встречи прошло всего каких-то несколько дней. События и в самом деле неслись стремглав. У нас не было передышки, не было времени на передышку. И вот я женат. Марджори — моя жена в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас. Обстоятельства нас так сблизили, что мы казались не свежеиспеченной парой, не женихом и невестой, а давними друзьями.

И все же… Марджори находилась в Кроме, обложенная со всех сторон неведомыми опасностями, а я, ее муж, страдал совсем в другом месте, не имея даже возможности полюбоваться ее красотой или услышать ее голос. Да уж, далеко не свадебный день и не медовый месяц. Другие мужья могут остаться с женами, свободно уходить и приходить, когда пожелают, любить друг друга без ограничений. Почему же…

Я резко взял себя в руки. Уже ворчу, уже таю обиду. Я-то — сам и предложивший такое положение Марджори, своей жене. И она была моей — моей против всего мира. К ней моя любовь, перед ней мой долг. Мои сердце и душа в ее руках, и я верил ей во всем. Сегодня и в самом деле не свадебный день в обычном смысле этого слова. И не медовый месяц. Их время еще придет, когда наш восторг не будут сковывать обстоятельства. К тому же у меня достаточно поводов для радости. Марджори уже назвала меня мужем, поцеловала как мужа — нежность ее поцелуя еще ощущалась на моих губах. Если сидение сиднем, сентиментальные размышления и мрачные раздумья приносят что угодно, кроме любви и доверия, то чем раньше я займусь делом, тем лучше!..

Я тут же вскочил и по мысу дошел до дома, где разобрал ящик с инструментами, присланными из Абердина, а затем приступил к раскопкам пещеры.

Для первой попытки я по многочисленным причинам избрал подвал. Во-первых, он уже находился на определенной глубине, поэтому и работы предстояло меньше, во-вторых, так мой труд сохранился бы в тайне. Готовя котлован под дом, рабочие дошли до скалы. В самом конце мыса Уитсеннан находилась низина в форме чаши, где тонкий слой почвы был глубже других мест. Здесь и вырыли подвал, не утруждаясь тем, чтобы взрывать или долбить скалу. Я разбил кайлом и снял немалый кусок бетона посреди подвала и уже в скором времени выгребал землю и песок между полом и скальным основанием. Я работал, пока не расчистил четыре-пять квадратных футов скалы, и тогда принялся за нее. Трудился я не покладая рук. Мне требовалась деятельность, бурная деятельность, чтобы утомить мышцы и удержать мысли от пучин сумрака и тлена.

Я не сразу наловчился в работе с инструментами. Легко воображать, как пленник выбирается из тюрьмы или крепости с помощью одной ложки. Но попробуй так в жизни — даже при самых благоприятных обстоятельствах и с лучшими орудиями придешь к выводу, что фантазировать — не камни колоть. У меня были новейшие американские устройства, в том числе бур, на который можно было опереться и сверлить не сутулясь, и запатентованная бриллиантовая дрель, прогрызавшая скалу с невероятной скоростью, не идущая ни в какое сравнение с неказистыми орудиями старины. Мой участок располагался на гнейсовой половине геологического раздела. Будь он на гранитной — моя скорость была бы совсем другой.

Я потел час за часом, усталость приходила и уходила. В сон не тянуло — во мне загорелось рвение, не дававшее покоя. Когда я останавливался, чтобы расслабить натруженные мускулы, тут же возвращались мысли о том, что ночь могла пройти совсем иначе… И я снова яростно бросался на скалу. Наконец я потерял счет пролетающим часам; о времени напомнило мерцание гаснущего фонаря. Распрямившись, я в досаде увидел, сколь малого добился. Снят слой скалы толщиной в несколько дюймов — и только.

Поднявшись по лестнице из подвала и заперев за собой дверь, я заметил, что в окна сочится серое сияние рассвета. Где-то в деревне закукарекал петух. Когда я ступил за порог, чтобы вернуться в гостиницу, восток оживал от красок грядущего дня. Вот так прошла моя брачная ночь.

Когда я возвращался в Круден через пески, сердце щемило от беспримесной любви к далекой супруге, и первая красная полоса зари над морем осветила на моем лице лишь надежду.

Вернувшись в номер, я обессиленно упал в постель. В тот же миг я заснул и видел сны о своей жене, обо всем, что было, и обо всем, что будет.

Марджори придумала, как устроить, чтобы по меньшей мере всю следующую неделю наезжать с миссис Джек в Круден и обедать в гостинице: моя жена решила учиться плавать. В учителя назначался я, и я горел желанием приступить к делу. Она была способной ученицей, к тому же сильной и изящной, не чуждой физическим упражнениям, и нам обоим пришлось легко. Имевшаяся подготовка только упростила дело. Не прошло и недели, а она уже справлялась так хорошо, что требовалось лишь больше практики, чтобы превратить ее в хорошую пловчиху. Все это время на публике мы общались как знакомые — и не больше; мы со всевозможной тщательностью следили, чтобы никто не заметил ни намека на близость между нами. Оставаясь наедине, что случалось редко и ненадолго, мы, как прежде, были хорошими друзьями, и я ни в коем случае не навязывал ей своих чувств. Поначалу трудно было удержаться, ведь я влюбился в жену без памяти, но я держал себя в руках согласно данному мною слову. Скоро меня осенило, что это самое послушание и есть лучший путь к цели, добиться которой я мечтал. Марджори так ко мне привыкла, что вела себя свободней прежнего, вознаграждая стократно против того, что я ожидал. К тому же я с невыразимой радостью видел, как день ото дня растет ее любовь: прежняя осторожная дружба — «временная»! — сходила на нет.

Всю эту неделю, когда Марджори не было рядом, я трудился в подвале на мысе Уиннифолд. Наловчившись обращаться с инструментами, я добился большего, и отверстие в скале уже приобрело внушительный вид. Однажды, выйдя после дня работы на свежий воздух, я обнаружил, что на камне, привалившись к углу дома, сидит Гормала. Она пристально посмотрела на меня и сказала:

— Копаешь могилу?

Вопрос меня потряс. Я и не знал, что кто-то подозревает, что я чем-то занят в доме, — и даже о частых визитах сюда. Не говоря уже о том, чтобы кто-то догадывался о моих раскопках.

Прежде чем ответить, я на миг задумался.

— Что ты имеешь в виду?

— Ха! Да думаю, ты и сам отменно знаешь. Мне не так легко задурить голову, как кажется. Слишком уж часто я слыхала звон по камню, несмотря на стены. А я-то дивилась, на кой ты возвращаешься в этот жуткий дом, отослав свою голубку. Да, она голубка, хоть и больно жестока к старости. Ну что ж! Судьбы делают свое дело, каким бы оно ни было. А я буду держать дозор, чтоб быть поблизости, когда придет конец!

Спорить с ней было бесполезно, а кроме того, что бы я ни сказал, я бы лишь усилил ее подозрения. А мне только подозрений и не хватало.

На следующее утро Гормала бродила по мысу, и на следующее, и на послеследующее. Днем я никогда ее не видел, но вечером ее, как правило, можно было найти на утесе над Рейви-о-Пиркаппис. Я радовался одному: она, похоже, не догадывалась, над чем я работаю.