Шарль Монселе - Женщины-масонки
«7 августа.
Эти два письма ты получишь одновременно, и у тебя не будет времени на то, чтобы давать мне советы.
Неделю назад Пандора стала моей любовницей.
Ради меня она бросила все, а главное, как мне стало известно, она бросила покровителя с огромным состоянием и с высоким титулом – это граф д'Энгранд, который безумно любил ее и который теперь, должно быть, любит ее еще сильнее.
И я благодарен Пандоре за глубину ее чувства.
Из всех женщин, которых я знал,– а ведь тебе известно, сколь много их было,– она, бесспорно, самая пикантная, самая оригинальная, самая необыкновенная. Моя склонность к анализу находит в ней не меньше пищи, чем мои капризы любовника. Она произошла на свет от василиска, чтобы очаровывать людей, и я нимало не сомневаюсь, что в древности она заманивала бы прохожих на дно колодца.
Порой она смотрит на меня с выражением, которое я не смог бы определить и которое взволновало бы другого человека, будь он на моем месте.
Ты понимаешь, что, памятуя о жертвах, которые она мне принесла, я не захотел остаться перед ней в долгу, и ее великолепные белые лошади обошлись мне в несколько папильоток из бумажек, выпускаемых Французским банком, но ведь не мог же я допустить, чтобы она ощутила перемену в жизни:
Да, счастлив будет он, когда для всех нежданно
В великодушии сравнится с Оросманом![40]
К тому же малютка привыкла к роскоши, что свидетельствует о натуре гордой и тонкой, и я это одобряю, черт побери!
А теперь о делах серьезных. Я изо всех сил стараюсь вернуться к дипломатии, но вернуться через главный вход. Вчера я виделся с принцем д'Э…, а послезавтра меня должны представить ее высочеству Аделаиде[41]. Речь идет не более не менее как о месте секретаря посольства в Вене, и у меня нет серьезных конкурентов, кроме одного из моих однокашников, Шарля де Н., но тут я вынашиваю некий план, о котором расскажу тебе, когда его выполню.
А пока тебе достаточно будет знать, что у меня есть шансы и что я надеюсь на успех.
До свидания, дорогой Леопольд!»
III
«ВСЕ ЗА ОДНУ, ОДНА ЗА ВСЕХ»
Теперь нам с вами придется вернуться назад и перенестись на следующий день после того, как граф д'Энгранд обещал Пандоре уехать из Парижа на три месяца.
Хотя эта последняя фантазия Пандоры превосходила в своей эксцентричности все те, которые обычно у нее возникали, граф, верный своему обещанию, готовился к отъезду, когда ему доложили, что его хочет видеть какая-то горничная.
Это была Фанни, камеристка Пандоры.
Читатель, быть может, помнит, что накануне граф д'Энгранд, сунув ей в руку луидор, обещал, что она получит еще луидор, если ей удастся добыть письмо, конверт от которого, а главное, символическая печать в высшей степени возбудили его любопытство.
И потому он не скрыл своего удовлетворения, когда увидел маленькую горничную.
Он не обратил внимания на ее подчеркнуто осторожный и таинственный вид и приказал ей подойти поближе.
– Ну, как? Удалось? Принесла письмо?
– Ах, ваше сиятельство! Как я жалею, что взялась за такое дело!
– Да, да, я знаю: твоя порядочность…
– Это главное! Ну, а кроме того, сколько трудов я положила…
– Но письмо-то ты принесла?
– Представьте себе,– продолжала Фанни,– что барыня заперла его в секретере, а он совсем не такой, как другие. Знаете, как он открывается?
– Какая-нибудь пружина?
– Вот именно пружина, да только поди найди ее! Я с утра до вечера следила за барыней, а иначе эту окаянную пружину мне бы нипочем не найти!… Ну, а как бы вы поступили на моем месте?
Граф топнул ногой от нетерпения.
Маленькая горничная не обратила на это ни малейшего внимания.
– Сейчас вы увидите, что я сделала.
– Ну, ну!
– Так как больше не было смысла пытаться отпереть замок секретера, я решила попробовать открыть его другим способом. И вчера, когда барыня пошла погулять, я храбро взялась за дело, и мне, плохо ли, хорошо ли, удалось отодрать две планки.
– Отлично!
– Уж не стану рассказывать вам ни о том, как мне было страшно…
– Да, это лишнее.
– …Ни о том, что я тогда думала,– ведь вы согласитесь, что я играла в чересчур уж опасную игру; но желание сделать вам приятное…
– Дальше! Дальше!
– Потерпите немного, ваше сиятельство; вы и представить себе не можете, что мне нужно было сделать!
– Я догадываюсь,– сказал граф, сдерживаясь изо всех сил.– Но в конце-то концов письмо попало к тебе в руки?
– Черт возьми! Не хватало бы только, чтобы я так долго возилась и в конце концов осталась с носом!
– Так давай его сюда! – сказал граф.
– Минуточку!– воскликнула горничная.– Вы помните, что вы мне обещали?
Граф д'Энгранд хлопнул себя по лбу.
– Надо было раньше напомнить мне об этом,– сказал он.
И, открыв ящик стола, который был на расстоянии его руки, он взял оттуда пригоршню пятифранковых монет и положил их на ладонь служанки.
– Ну! – сказал он тоном, который ясно говорил: «Теперь-то ты наконец довольна?»
Но Фанни не шевельнулась и продолжала стоять с протянутой рукой.
– Сколько здесь?– спросила она.
– Честное слово, не знаю,– отвечал немного удивленный граф.– Думаю, франков сорок – пятьдесят…
Фанни хладнокровно положила деньги на стол.
– Этого мало,– возразила она.
– Ого! – глядя на нее, выговорил граф.– Стало быть, мадемуазель, вы желаете поставить новые условия?
– Вы совершенно правы!
– Мне казалось, однако,– все более и более удивляясь, заговорил он,– что мы условились о цене.
– Это правда, ваше сиятельство, только ведь когда мы с вами уславливались, я еще не читала этого письма.
– А теперь?
– А теперь я его прочла,– заявила Фанни.
Граф д'Энгранд промолчал. На лбу его прорезались складки, и нетрудно было бы заметить борьбу, которая завязалась между его чувством собственного достоинства и его желанием узнать тайну Пандоры.
– Ах, так ты прочла это письмо,– пробормотал он.– И… что же… оно очень важное?
– Оно такое важное, что я дала себе страшную клятву, что больше никогда и ни под каким видом не возьмусь за такое дело!
– Сколько же ты хочешь? – коротко осведомился граф.
– Две тысячи франков.
При этих словах, произнесенных весьма четко, он почувствовал внезапный приступ тошноты.
– А?– переспросил он, словно не расслышав.
– Две тысячи франков,– повторила Фанни.
– Что ты, с ума сошла?
