Бернард Корнуэлл - Арлекин
Джейк фыркнул.
— Если я смогу упереть чертов арбалет ублюдку в брюхо, то, возможно, не промахнусь.
— Тридцать-сорок футов будет достаточно, — счел Сэм.
— Цельтесь в промежность, — подбодрил Томас, — и мы выпустим ему кишки.
— Но нас же трое, — сказал Джейк. — Хотя бы один да насадит ублюдка на вертел.
— В тень, ребята, — велел Томас, делая знак спрятаться. Он увидел, как из городских ворот появилась Жанетта.
Стража проверила ее пропуск и махнула рукой, разрешая ехать. Графиня сидела боком на маленькой лошадке, которую одолжил ей Скит. Ее сопровождали двое седовласых слуг, мужчина и женщина, которые состарились на службе ее отцу, а теперь шагали рядом с лошадкой молодой госпожи. Если бы Жанетта действительно собиралась ехать в Луаннек, то такой хилый, престарелый эскорт накликал бы беду. Но на это, конечно же, и был расчет, и не успела она приблизиться к деревьям, как эта самая беда возникла в лице сэра Саймона Джекилла, выехавшего верхом из тени арки городских ворот. С ним были еще двое.
— А что, если эти двое ублюдков останутся с ним? — спросил Сэм.
— Не останутся, — ответил Томас.
Он был уверен в этом, как они с Жанеттой не сомневались и в том, что сэр Саймон последует за ней, надев украденные у нее дорогие доспехи.
— Храбрая бабенка, — хмыкнул Джейк.
— У нее хватает духу, — подтвердил Томас, — и она умеет ненавидеть.
Джейк проверил острие стрелы арбалета и спросил Томаса:
— Ты с ней спелся?
— Нет.
— Но ты бы хотел? Я бы — да.
— Не знаю, — сказал Томас.
Он считал Жанетту красавицей, но Скит был прав: в ней была жесткость, которая его отталкивала.
— Пожалуй, да, — признал он.
— Еще бы! — воскликнул Джейк. — Нужно быть болваном, чтобы не хотеть.
Когда Жанетта оказалась среди деревьев, Томас с товарищами последовали за ней, оставаясь невидимыми и сознавая, как быстро приближается сэр Саймон с двумя всадниками.
Эти трое, въехав в лес, перешли на рысь и догнали Жанетту в месте, идеально подходящем для устроенной Томасом засады. Дорога проходила в нескольких ярдах от поляны, где петляющий ручеек подмыл корни ивы. Упавший ствол прогнил и зарос плоскими круглыми грибами. Жанетта, притворяясь, что пропускает троих всадников, свернула на поляну и подождала у поваленного дерева. И лучше всего было то, что к стволу ивы примыкали заросли ольхи. Там и укрылся Томас.
Сэр Саймон свернул с дороги, нырнул под ветви и остановил коня рядом с Жанеттой. Одним из его спутников был Генри Колли, тот самый желтоволосый громила, который так избил Томаса. Другим — оруженосец, увалень с вечно разинутым ртом. Он ухмылялся в ожидании предстоящего развлечения. Сэр Саймон снял шлем со свиным рылом и, повесив его на луку седла, торжествующе улыбнулся.
— Это небезопасно, мадам, — путешествовать без вооруженного эскорта.
— Я в полной безопасности, — заявила Жанетта.
Двое ее слуг укрылись за ее лошадкой, а Колли и оруженосец зажали Жанетту своими конями. Звеня доспехами, сэр Саймон спешился.
— Я надеялся, дорогая госпожа, — сказал он, приближаясь, — что мы сможем поговорить по дороге в Луаннек.
— Хотите помолиться святому Иву? — спросила Жанетта. — О чем вы его попросите? Чтобы он ниспослал вам учтивости?
— Я бы просто поговорил с вами, мадам, — ответил сэр Саймон.
— О чем?
— О вашей жалобе графу Нортгемптонскому. Вы замарали мою честь, леди.
— Вашу честь? — Жанетта рассмеялась. — У вас есть честь, которую можно замарать? Вы когда-нибудь понимали значение этого слова?
Томас в зарослях ольхи шепотом переводил Джейку и Сэму. Все три арбалета были натянуты, и маленькие злобные стрелы лежали на тетивах.
— Если вы не хотите говорить со мной на дороге, мадам, нам придется поговорить здесь, — заявил сэр Саймон.
— Мне с вами не о чем говорить.
— Тогда вам остается только слушать, — произнес он и протянул руку, чтобы стащить женщину с седла.
Она стала барабанить кулачками по его стальным перчаткам, однако сопротивление не помешало рыцарю стянуть ее на землю. Двое слуг закричали, но Колли и оруженосец утихомирили их, схватив за волосы и оттащив с поляны. Жанетта с сэром Саймоном остались наедине.
Жанетта отползла назад и встала у поваленного дерева. Томас поднял арбалет, но Джейк рукой опустил его, так как эскорт сэра Саймона был еще рядом.
Сэр Саймон с силой толкнул Жанетту, опрокинув ее на прогнивший ствол дерева. Затем он вытащил из ножен кинжал и вогнал узкое лезвие глубоко в дерево, пригвоздив ее юбку к поваленной иве. Стальным башмаком он вбил клинок по самую рукоятку и удостоверился, что тот глубоко вошел в дерево. Колли и оруженосец удалились, и шум копыт их коней затих среди зеленой листвы.
Рыцарь улыбнулся. Он шагнул вперед и стянул с плеч Жанетты плащ.
— Впервые увидев вас, моя госпожа, — сказал сэр Саймон, — признаюсь, я подумал о женитьбе. Но вы оказались упрямы, и я передумал.
Он дернул ее за корсаж, вырвав шнуровку из вышитых петель. Жанетта закричала, пытаясь прикрыться. Джейк снова не дал Томасу поднять арбалет.
— Погоди, пусть он снимет доспехи, — прошептал он. Они знали, что арбалет пробивает кольчугу, но не знали, насколько прочны пластины лат.
Сэр Саймон рывком развел руки Жанетты.
— Что ж, мадам, — сказал он, разглядывая ее груди, — теперь мы можем поговорить.
Он отошел и стал снимать доспехи. Сначала снял стальные перчатки, расстегнул перевязь, потом через голову снял кожаные наплечники. Он нащупал боковые пряжки нагрудника и спинных лат, прикрепленных к кожаной основе, которая также поддерживала броню на руках. Внизу основа имела кольчужную юбку. Из-за веса пластин и кольчуги сэру Саймону пришлось потрудиться, стягивая ее через голову. Он покачнулся, и Томас снова поднял арбалет. Но сэр Саймон переступил с ноги на ногу, ища равновесие, и Томас, потеряв цель, убрал палец со спускового крючка.
Тяжелые доспехи упали на землю, взъерошенный рыцарь остался с открытой грудью, и Томас снова приложил к плечу арбалет. Но тут сэр Саймон опустился, чтобы снять набедренники, наголенники, солереты[4] и сапоги. Он сидел покрытыми броней ногами к засаде, мешая Томасу прицелиться. Жанетта схватилась за кинжал, до безумия испугавшись, что Томаса рядом нет, но, как ни силилась, клинок не выходил из дерева.
Сэр Саймон стянул солереты, закрывавшие ступни, и снял кожаные штаны с прикрепленными поножами.
— А вот теперь, — встав и белея голой кожей, сказал он, — пожалуй, можно поговорить как следует.
