Мишель Бенуа - Тайна третьего апостола
Черные глаза его неотрывно смотрели на окна четвертого этажа дома на виа Аурелиа.
48
Поздним вечером того же дня во всем здании Конгрегации свет горел только в кабинете Катцингера. Когда туда вошел вызванный им Кальфо, кардинал властно обратился к нему:
— Монсеньор, — в руках Катцингер держал какой-то листок, — сегодня вечером я получил второе донесение Лиланда. Он же смеется над нами. Пишет, что сегодня они не говорили ни о чем, кроме григорианских песнопений. А по вашим словам, они все утро просидели в апартаментах на виа Аурелиа.
— До двух часов дня, ваше преосвященство. Затем француз оттуда ушел и отправился в Сан-Джироламо, засел там в своем номере. Мой сведения абсолютно надежны.
— Делайте что хотите, но выясните, о чем они говорят в квартире Лиланда. Мы должны знать, что на уме у этого француза. Я достаточно понятно выражаюсь?
Ранним утром следующего дня некий турист проявлял повышенный интерес к капителям колонн театра Марцелла, что стоит возле Форо Боарио — древнеримского скотного рынка. Неподалеку возвышались строгие колонны храма мужелюбивой Фортуны, поддерживающие коринфский архитрав, глядя на которые искушенный зритель догадывался, чему был посвящен храм. Тут же рядом приютился маленький круглый храм весталок, даривших божествам города свою вовеки нерушимую чистоту и поддерживавших священный огонь. Проходя мимо этих двух соседних зданий, турист ухмыльнулся, довольный: «Мужская удача и нерушимая невинность. Обожествленный Эрос рядом с Божественной девственностью — уже во времена римлян все было понятно. Наши мистики только развили это».
Его костюм не мог скрыть внушительной фигуры. Правую руку мужчина предусмотрительно засунул поглубже в карман замшевого пиджака, чтобы лишний раз не демонстрировать эффектный перстень с гелиотропом, с которым никогда не расставался.
Он подошел к человеку, державшему в руках толстый туристический путеводитель по Риму.
— Салям алейкум, монсеньор!
— Алейкум ассалям, Моктар. Вот то, о чем мы договаривались. Это за перевозку плиты из Жерминьи. Хорошая работа.
Он вынул из кармана конверт, который тотчас перекочевал к новому владельцу. Моктар Аль-Корайш быстро прощупал конверт, не вскрывая, и улыбнулся в ответ:
— Я проверил дом на виа Аурелиа. Ни одни апартаменты там не сдаются. Зато продается однокомнатная квартирка на третьем этаже, прямо под квартирой американца.
— Сколько?
Услышав цифру, Кальфо поморщился: такими темпами Союз Святого Пия V скоро разорится. Расстегнув пиджак, он вытащил из внутреннего кармана другой конверт, побольше и потолще первого.
— Отправляйся туда немедленно. Оформи покупку и получи ключ. Лиланда сегодня после обеда задержат в Конгрегации, у тебя будет в распоряжении три часа, чтобы все подготовить.
— Монсеньор! Чтобы установить микрофон, нужно не больше часа.
— Твой напарник отбыл в Израиль?
— Сразу после нашего маленького путешествия. Он готовит международное турне, которое начнется с серии концертов здесь, в Риме, по случаю Нового года.
— Великолепно, прикрытие отменное. Тебе еще, может быть, придется привлечь его к делу.
Моктар игриво покосился на него:
— А как вам Соня? Вы ею довольны?
Подавив раздражение, Кальфо сухо отрезал:
— Да, все хорошо, благодарю. Но не будем терять времени.
Обменявшись скупым кивком на прощание, эти двое расстались. Моктар по мосту Изолы перешел Тибр, Кальфо, спрямляя путь, зашагал по Пьяца Навона.
«Христианство могло зародиться только в Риме, — думал он, проходя мимо статуй работы Бернини и Брунеллески, в драматическом противостоянии застывших друг против друга. — Пустыня заставляет думать о том, что выразить словами невозможно, но Богу, чтобы воплотиться, нужна трепещущая плоть».
49
Кумран, год 68
Над Мертвым морем клубились черные тучи. В этой низине они никогда не проливаются дождем, облака здесь — предвестники катастрофы.
Иоханан дал своему спутнику знак не останавливаться. В молчании они приблизились к крепостной стене. Тут раздался гортанный голос, остановивший их:
— Кто идет?
— Мы евреи, сыны Израиля.
Спрашивавший сощурился подозрительно:
— Как вы добрались сюда?
— По склону горы, потом пробирались через плантации Айн-Фешха. Это единственно возможный путь, Кумран окружен легионерами.
Человек сплюнул на землю:
— Сыны тьмы! Вы-то что собираетесь здесь делать? Смерти ищете?
— Я пришел из Иерусалима, мне нужно повидать Симона бен-Иаира. Он знает меня. Проведи нас к нему.
Они перебрались через стену укреплений и остановились, пораженные. Тихое место былых молитв превратилось в огромный караван-сарай. Мужчины чистили свое убогое вооружение, дети носились с воплями, раненые стонали, лежа здесь же, на земле. А ведь некогда Иоханан пришел сюда вместе со своим приемным отцом, который с радостью встретил здесь своих друзей — ессеев.
В густеющих сумерках он нерешительно остановился перед кучкой пожилых людей, сидевших у стены скриптория, где он когда-то подолгу смотрел, как писцы выводят на пергаменте письмена иврита.
Стражник подошел к одному из стариков и что-то прошептал ему на ухо. Тот порывисто вскочил, распростер объятия:
— Иоханан! Ты меня не узнаешь? Правда, я за один месяц постарел лет на сто. Кто это с тобой? Мои глаза отравлены, я наполовину слепец.
— Да нет же, Симон, я узнал тебя! А это Адония, сын Елиезерабен — Аккайи.
— Адония! Иди сюда, я тебя обниму… Но где Озия?
Спутник Иоханана опустил голову:
— Мой брат пал на Ашкелонской равнине, римская стрела сразила его. Я сам чудом ускользнул от Пятого легиона, эти воины непобедимы.
— Им уготовано поражение, Адония, это сыны тьмы. Но мы умрем раньше их, Кумран созрел для смертной жатвы. Веспасиан принял командование Сокрушительным Десятым легионом, который окружил нас. Он хочет напасть на Иерусалим с юга. Мы целый день наблюдали за их приготовлениями. У нас нет лучников, поэтому они преспокойно маневрируют у нас на глазах. Все произойдет нынче же ночью.
С мукой в сердце Иоханан смотрел на этих людей, обреченных сгинуть. Им уже не увернуться от колесницы истории. Потом он спросил:
— Симон, ты не видел моего аббу? Я потратил более трех месяцев, всю страну прошел, но ни о нем, ни о его учениках нигде ни слуху ни духу. Пелла совершенно заброшена, я там никого не нашел.
Обратив к небу свои гноящиеся глаза, Симон смотрел, как заходящее солнце подсвечивает облака снизу. «Прекраснейшее в мире зрелище, как утро творения! Но это вечер, это закат нашего мира».
