Юрий Корчевский - Ушкуйник. Бить врага в его логове!
На третий день пути со стороны замыкающих караван судов раздались крики. Встревожился Мишаня, стал всматриваться вдаль, да ничего не приметил, кроме тучи на горизонте – едва видимой тучки. Не гроза ли собирается? А хорошо бы ветер попутный да сильный, хоть бы до Казани. А потом дошло – не тучка это вовсе, а пыль из-под множества конных копыт.
Мишаня взглянул на берег. В конной рати заметно было волнение. Конники тоже заприметили пыльное облако и с тревогой поглядывали назад. Им бы рвануть сейчас, оторваться от кыпчаков подальше, да суда держат. Не бросишь же целый караван с трофеями без прикрытия. Иначе – зачем тогда весь этот опасный поход за сокровищами затеяли, ради чего столько народу полегло?
Гребли до изнеможения, пока не опустилась ночь. Тогда уж последовала команда: суши весла, гребцам отдыхать.
А суда под парусами продолжали идти потихоньку. На корме каждого судна светильник масляный зажгли. Вот следующие за ними суда по этим светильникам и ориентировались. Видно, на переднем судне кормчий отменно реку знал, вел точно по стремнине.
За ночь худо-бедно, а верст двадцать – двадцать пять прошли, отдалились немного от погони. Да и конная рать на берегу заметно замедлила движение ночью. Лошадям ведь спать-есть нужно. Кстати, не только нашим, но и преследующим караван ордынским.
А после сухого завтрака уже черствыми лепешками да салом гребцы снова сели на скамьи. Лобановские ушкуи чуть быстрее пошли. Ворчал Павел – тянула их назад неповоротливая лодья. Однако о том, чтобы ее бросить, не заговаривал.
Гребцы по пояс разделись, пот градом катился по их спинам. Когда кому-то было невмоготу – все-таки невольники ослабли в плену, Павел сажал запасного гребца. Иногда и сам Михаил садился в паре с запасным гребцом. Тогда он, сидя на скамье, обращался лицом в сторону оставленного ими Сарая. Он видел плывущие вблизи ушкуи – почти половину каравана, и все увеличивающееся пыльное облако от преследователей.
Как ни старались гребцы, преследователи медленно приближались. Пока лошади кыпчаков отдыхали, суда уходили вперед. Конечно, конница Кости Юрьева тоже отдыхала – больше ночью, но потом днем отдохнувшие кони легко догоняли караван. «Как бы остановить или хотя бы замедлить бег ордынских лошадей?» – раздумывал Мишаня. Он перебирал разные варианты и все-таки додумался. Идея, которая внезапно озарила его, была настолько проста, что Мишаня сам недоумевал – как раньше не додумался! Уже вечером, когда конница Юрьева встала на ночлег, Михаил приказал Павлу:
– Суда к берегу, хочу с Костей переговорить!
– От каравана отстанем!
– Я недолго, догоним.
Едва ушкуй ткнулся носом в песок, Мишаня спрыгнул на берег и помчался к стоянке. Костя был удивлен, увидев рядом молодого купца.
– Случилось чего?
– Видел – кыпчаки догоняют?
– Видел, – помрачнел Костя. Выглядел он озабоченным и усталым.
– Надо их задержать немного.
– Сам знаю, да как?
– Ветер сейчас встречный, дождей не было давно, трава сухая.
– Понял! – подпрыгнул от осенившей его догадки Костя. – Надо пустить встречный пал. Трава погорит, их коням кормиться нечем будет. Молодец! Ведь я и сам знал о таком, да в голову не пришло! Спасибо, дружище! Ступай на судно.
– Удачи, Костя!
Но Костя уже крикнул зычно:
– Десятников и сотников ко мне!
Михаил помчался на судно. Едва он вскочил на борт, гребцы веслами оттолкнулись от берега.
Мимо проходила последняя треть судов каравана. Паруса у всех были спущены, шли на веслах. Мишаня тут же уселся на весла в паре с запасным гребцом.
– Живее, братушки-славяне! Поднажмите!
Нагнали, смогли дойти до своего места в строю – за юрьевскими ушкуями. Дальше пошли в обычном ритме.
– Эй, глядите – чего там сзади-то? Похоже, степь горит!
В нескольких верстах позади степь вспыхнула сразу широким фронтом. Ветер сносил дым в сторону татар, гнал пламя назад – к преследователям. Выгорит трава – кормить лошадей будет нечем. И дичь в сторону от пожара уйдет. Ни зайчика, ни куропатку ордынец на обед уже не подстрелит из лука. Только сушеным конским мясом питаться ему останется.
Михаил облегченно вздохнул: теперь оторваться от кыпчаков каравану будет легче. Если повезет, и степь выгорит на большой площади, лошади ордынские ослабнут, и преследователи отстанут.
За полночь они все-таки встали на якоря – гребцы совсем выдохлись. Ветер был встречный, на речных ушкуях паруса прямые, галсами под ними не пойдешь. Это на больших морских ушкуях да на шхунах с косым парусным вооружением можно продвигаться и под углом к ветру.
Едва проснувшись, все стали смотреть назад. Позади, на сколько хватало глаз, горела степь. Все пространство было покрыто дымом, и понять, где ордынцы, было невозможно.
На завтрак сварили кулеш, поскольку лепешки, даже черствые, уже закончились. Для этого на корме лежал лист железа, на нем – камни. А уже на них разводили костер.
Поевши, гребцы взялись за весла.
К полудню ветер стих, а немного погодя стал дуть в обратную сторону. Корабельщики обрадовались, на всех судах захлопали полотнища – это расправлялись паруса. Хоть и медленно пока, но все же ушкуи шли под парусами. У многих гребцов кисти рук были обмотаны разорванными рубахами, поскольку от весел не только мозоли появились, но и сама кожа до мяса стерлась. Но терпели все, понимая, что только их труд способен уберечь караван и их самих от гибели или плена. Бывшие невольники снова в плен попадать не хотели.
– Вцеплюсь басурманину в глотку зубами, да под воду. Лучше утонуть и забрать с собой хоть одного мучителя, чем плен, – говорили все.
И Михаил им верил, зная – так и сделают. Навидался он в Сарае, как с невольниками обращаются. Для себя решил – будет биться до последнего. Лучше умереть в бою, чем поднять руки и сдаться.
Ветер усиливался, паруса надулись. Ушкуи шли полным ходом. По берегу, чуть приотстав, двигалась конница.
А потом на горизонте появились тучи. Именно грозовые тучи, а не пылевые облака. Вдали послышались раскаты грома.
Михаил подошел к Павлу.
– Как думаешь, буря будет?
– Обязательно. С утра кости ноют. Лишь бы волн сильных не было. Осадка глубокая, боюсь, как бы через борт не перехлестнула волжская водица.
Ветер из сильного постепенно переходил в ураганный. Мачта скрипела, но держалась. Никто не хотел опускать паруса, стараясь выиграть аршины и сажени.
Впереди, через два судна, у одного из ушкуев с треском порвало парус.
– Ох, быть беде! И нам парус убирать надо!
– Павел, может – не весь? Может, только половину шкотами подобрать? Неохота ветер упускать!
