Густав Эмар - Атласная змея
Тогда он встал и медленными шагами обошел ограду и сад, останавливаясь то тут, то там, на тех самых местах, где в свои предыдущие посещения он останавливался во время прогулок с молодой девушкой. Память его, беспощадная, как память всех, кому приходится переживать такие минуты, напоминала ему самые ничтожные подробности об этих приятных прогулках: там он сорвал цветок, там он отодвинул ветку, мешавшую ей проходить и загораживавшую аллею; чуть дальше молодая девушка бросала крошки птицам, гнездо которых было спрятано в двух шагах, в чаще. Когда молодой человек протянул руку и дотронулся до гнезда, оставшегося пустым еще с прошедшего сезона, он увидел, что гнездо не пусто! Нет, пальцы молодого человека схватили букет, лежавший на дне. Цветы, правда, завяли и почти обратились в пыль, но капитан узнал их с чувством грусти, смешанной с радостью.
Этот букет состоял из цветов, каждый из которых был сорван им один за другим: это было последним воспоминанием, оставленным им в минуту своего отъезда той, которую он любил. Каким образом он мог быть подкинут или, скорей, брошен в это гнездо? Граф сначала скомкал его в своих руках, но потом поднес его к губам.
Оттуда выпала бумажка, сложенная вчетверо. Граф поспешно наклонился и схватил ее раньше, чем она долетела до земли.
Затем он развернул ее и с лихорадочною поспешностью пробежал ее глазами; выражение несказанного счастия тотчас же показалось в его чертах, бывших за минуту перед тем мертвенно бледными.
Вот несколько слов, написанных дрожащей рукой на этой бумажке, дошедшей до своего адресата по воле Провидения, которые граф перечел тысячу раз:
«Вы уехали; я тоже уезжаю, увы! Когда я вернусь, этого я не знаю. Но вы, вы придете! Вы меня любите; ваше первое посещение будет посещением бедной заключенной, которой не будет здесь, чтобы вас принять и приветствовать с благополучным возвращением. Тогда вы посетите все места, где мы бродили вместе, рассказывая друг другу о нашей любви Вы найдете и это гнездо бедных птенчиков, которых мы вместе кормили. Обитатели его уже улетели; на место их я кладу мое сердце. Я вас люблю и надеюсь, что бы ни случилось, свидеться с вами. Надейтесь и вы. До свиданья!
Анжела».
Прижав сто раз к губам эту бумажку, возвратившую ему счастье, граф с тем ребячеством влюбленного, которое так хорошо понятно тем, кто действительно любит или любил, тщательно подобрал выскользнувшие у него из рук на землю цветы и завернул эти останки, отныне священные для него, в драгоценное письмо и все это спрятал у себя на груди.
Сказав последнее прости хижине, которую он принужден был покинуть, хотя и с сожалением, он вышел из ограды и присоединился к Золотой Ветви.
Солдат спал с трубкой в зубах.
— Ну же, ленивец! — сказал ему граф, — вставай! Ты, должно быть, забыл, что мы собрались сегодня на охоту?
— Да разве еще охота не окончена? — отвечал Золотая Ветвь насмешливо и зевая так, что челюсти его готовы были вывихнуться. — Мне кажется, что я слышал даже несколько выстрелов.
— Что это значит, негодяй? — сказал граф.
— Ничего, ничего, господин капитан, — продолжал солдат, вставая, — я не совсем еще проснулся и зрение у меня еще не совсем чисто. Вот теперь я весь к вашим услугам.
— Теперь ты, должно быть, уже отдохнул; ну, идем!
— Идем, господин капитан, раз вы этого хотите; но только сначала мне хотелось бы узнать, куда мы идем?
— Пойдем к форту и дорогой станем охотиться.
— Хорошо. Теперь берегись, дичь! Держись от нас подальше, — сказал солдат шутя. — Я еще ничего не убил; а вы, господин капитан?
Они удалились; но капитан и теперь интересовался охотой не больше, чем утром, и предпочитал лучше беседовать со своими мыслями и грезить о счастье. Напрасно Золотая Ветвь старался вернуть его к действительности: он довольствовался покачиванием головы, а ружье его миролюбиво продолжало лежать у него на плече.
— Однако, забавная же это охота! — ворчал старый солдат себе в усы. — Если мы будем продолжать охотиться таким образом, я, право, не знаю, что мы принесем домой, конечно, если только не страшную усталость. Мы адски летим вперед.
Они уже подходили к окраинам леса и собирались выйти на песчаное побережье Красивой реки, как вдруг человек двадцать выскочили из высокой травы и из-за деревьев и в мгновение ока окружили обоих охотников, и те оказались как в ловушке.
Люди эти были одеты на индейский лад, и с первого взгляда их можно было принять за краснокожих.
— Э! — проговорил Золотая Ветвь, — дело-то выясняется. Охота будет хороша!
И он взвел курок. Граф прислонился к дереву, готовый защищаться, но он не произнес ни слова.
Так прошла целая минута; затем один из дикарей или, лучше сказать, человек, выдававший себя за дикаря, сделал несколько шагов вперед и, поклонившись почтительно графу, сказал ему на правильном французском языке.
— Сдавайтесь, капитан! Вам не будет сделано ничего дурного. Вы, надеюсь, и сами видите, что всякое сопротивление бесполезно.
— Человек с сердцем всегда господин своей жизни! Я не сдамся презренным бандитам, — презрительно отвечал граф.
— Нам приказано вас взять живым, и мы возьмем!
— Попробуйте! — И, повернувшись к Золотой Ветви, крикнул ему: — Марш! Спасайся!
— Ба! — смеясь, отвечал солдат, — умрем вместе, господин капитан; я предпочитаю лучше умереть, чем спасаться, как кролик!
— Уходи, говорю я тебе!.. Я, наконец, приказываю!.. Кто отомстит за меня, если я умру? Кто освободит меня, если меня возьмут в плен? Ступай!
— Это верно! До свидания, господин капитан! Я бегу, но только повинуясь вашему приказанию.
— Схватите этого человека! — крикнул начальник нападающих, указывая на гренадера.
— Да что вы! — возразил последний, все так же посмеиваясь, — схватить Золотую Ветвь! Парижанина! Ну, господа, дикари, этого вам не удастся ни в коем случае! До скорого свидания, господин капитан!
С этими словами храбрый солдат ринулся на ближайших к нему индейцев; выстрелил почти в упор, затем, схватив ружье за дуло, он стал вертеть им вокруг головы, пробился сквозь неприятельские ряды и исчез с криком торжества. Крик этот известил капитана о том, что солдат спасен.
Некоторые из индейцев хотели было броситься за ним в погоню, но начальник отозвал их.
— Вы не сумели захватить этого человека, когда он был почти что в ваших руках, — сказал он, — пусть же он теперь идет спокойно. Нам нечего его бояться, а поймаем мы его или нет, это не имеет особого значения!
Капитан присутствовал при этой сцене, не делая ни малейшего движения, и стоял, положив палец на курок своего ружья.
— Капитан, — продолжал начальник, — в последний раз говорю вам, сдавайтесь! Жизнь ваша в безопасности, сдавайтесь!
