Андрей Серба - Веди, княже!
Двадцать лет понадобилось ему, чтобы стать центурионом и понять, что в воинской карьере мало отваги и храбрости, сообразительности и инициативы, что здесь гораздо больше значат слепое послушание и безропотное выполнение полученных приказов, какими нелепыми они не казались бы. Потому что твои быстрота и расторопность могут лишь подчеркнуть медлительность и вялость действий начальства, а твои смелость и бескорыстие обратят внимание на его трусость и стяжательство.
А это рано или поздно неизбежно навлечет на тебя начальственные гнев и недоброжелательность, которые намного страшнее копий и стрел врага, подстерегающих на поле битвы. Ибо неприятельское оружие зримо глазу и чаще всего направлено тебе в грудь, в то время как гнев собственного начальства невидим и окружает тебя постоянно, готовый обрушиться на голову ежечасно, неведомо с какой стороны и по какому поводу.
Усвоив эту заповедь, Петр стал выполнять лишь то, что ему велели, не отступая от приказа ни на шаг и не ускоряя его исполнения ни на минуту. Он постарался забыть, что у него имеются собственная голова и мысли, он теперь большей частью молчал, только внимая начальству и без раздумий выполняя все ему порученное.
Такое поведение не осталось незамеченным, и его дальнейшее продвижение по служебной лестнице пошло куда быстрей и успешней. Через семь лет он стал командовать когортой, еще через пять под его началом была таксиархия, сейчас он являлся хозяином полнокровного легиона, одного из лучших и боеспособных во всей византийской армии. Настоящего легиона Нового Рима, состоявшего из истинных граждан великой империи, а не из разношерстного сброда, захваченного в плен и поставленного перед выбором стать бесправным, презираемым рабом или имевшим право самому убивать и грабить легионером империи.
Протиснувшись в шатер, комес замер у входа, уставившись на спафария ничего не выражавшим взглядом. Василий, неплохо изучивший Петра за период совместного похода, решил начать разговор первым.
— Комес, болгары изменили нам. Они прорвались через перевалы и преследуют отходящую к морю на соединение с нами конницу стратига Иоанна. Болгар около трех таксиархий, каждый третий из них — всадник. В горах также два отряда высадившихся русов общим числом в двадцать-двадцать пять центурий, в море на ладьях еще не менее таксиархий их пехоты. Силы врагов почти сравнялись с нашими, противник уже не скрывается, как прежде, а, наоборот, наступает, решив схватиться с нами насмерть и либо победить, либо погибнуть. Я решил посоветоваться с тобой, что и как делать дальше, ибо настоящая война наступает лишь сейчас.
В сонных глазках Петра не шевельнулось ничего, даже отдаленно похожего на мысль. Он лишь переступил с ноги на ногу.
— Жду твоего приказа, спафарий, — бесцветным голосом ответил комес.
Василий недовольно поморщился. Конечно, он уже давно составил о Петре собственное мнение, тем более что раньше встречался и имел дело с подобными ему военачальниками. На первых порах в молодости честные и инициативные, они в зрелые годы становились предельно осторожными, были всецело поглощены карьерой, а к старости превращались в бездумных, послушных чужой воле безропотных исполнителей, заботившихся лишь о личном благополучии и достигнутом положении. Именно таким был стоявший против него комес.
Однако как хотелось Василию в эти ответственейшие минуты услышать дельный совет опытного воина, каковым, без сомнения, должен являться заслуженный ветеран-комес. Ведь от решения, которое предстояло принять спафарию, будет зависеть не только его дальнейшая карьера, но и жизнь! Еще раз взглянув на Петра и наткнувшись на его пустой безжизненной взгляд, Василий со всей отчетливостью понял, что его надеждам не суждено сбыться. Перед ним находился безотказный исполнитель, но никак не советчик, тем более надежный товарищ по общему делу.
Что ж, если Василию не дано иметь умного напарника, никто не помешает ему сейчас проверить на Петре ход собственных рассуждений, что поможет ему сделать оценку правильности сделанного им выбора дальнейших действий.
— Комес, теперь тебе известно все о нас и врагах. Скажи, что предпринял бы ты на месте славян?
— Постарался бы разбить нас поодиночке: вначале конницу Иоанна, затем мой легион. Для этого окружил бы стратига в горах, бросил на него все силы, затем принялся бы за нас с тобой, спафарий. Думаю, наш противник так и поступит.
— Я тоже. Что в таком случае делать нам с тобой?
— Это решать тебе, спафарий, — прозвучал равнодушный ответ. — Я и мои легионеры готовы исполнить любой твой приказ.
Эти слова явились последней каплей, переполнившей чашу терпения Василия. Вскочив с кресла, он очутился возле Петра, впился в него испепеляющим взглядом, выкрикнул в лицо:
— Для выполнения приказов у меня имеются тысячи легионеров и десятки центурионов! Ты же, комес, прежде всего должен думать! Понимаешь, думать! Я хочу знать, не разучился ли ты это делать! Отвечай, что собираешься предпринять для спасения своего легиона и выручки стратига? Отвечай, я жду.
Вспышка гнева спафария не произвела на Петра никакого впечатления. В выражении его лица ничего не изменилось, глаза смотрели сквозь Василия куда-то в глубь шатра.
— Спафарий, не будь тебя и подчиняйся легион только мне, я приказал бы немедленно оставить лагерь и поспешить на помощь стратигу. Постарался бы как можно скорее соединиться в ним, ибо с разгромом конницы легион окажется всецело во власти неприятеля. Моим пехотинцам придется только защищаться, промышляя лишь о спасении и оставив всякую надежду на победу:
Василий посмотрел на Петра с оттенком той снисходительной жалости, с которой взрослый внимает неразумным словам ребенка.
— Поспешил на помощь? И чего бы добился? Славян уже сейчас вдвое больше, чем конников Иоанна и легионеров примкнувших к нему двух твоих пеших когорт. Болгары знают в горах каждую тропу и лазейку, они и русы ни за что не выпустят стратига на побережье. А чтобы задержать наш легион, вполне достаточно той таксиархии русов, что осталась на ладьях в море. Высадившись на берег, они в любой удобный для них момент могут перекрыть дорогу к отходу Иоанна, и пока легион станет прогрызаться сквозь их завалы и рвы, со стратигом будет покончено… Однако допустим, что твоим когортам все-таки удастся соединиться с конницей. Что дальше?
Комес гордо выпятил грудь.
— Врагов столько же, сколько воинов у меня с Иоанном. С этим легионом я сражался в Азии и Африке, прошел с ним Италию и Грецию, моим солдатам не страшны русы и болгары. Мы со стратигом бесстрашно вступим с противником в бой и разгромим его. Разве не для этого мы пришли сюда, спафарий?
