Николай Паниев - На грани жизни и смерти
— Что здесь было?
Хозяин дома опустил голову.
— Преступное легкомыслие? — повысил голое Покровский. — Служебные бумаги?
— Разные, — старался быть спокойным Агапов.
— Кто? — рявкнул Покровский и сам же ответил: — Что это за рыжебородый?
Было ясно, что садовник уже доложил ему о происшедшем.
Агапов пожал плечами. Покровский принялся нервно крутить ручку телефонного аппарата. Услышав голос телефониста, потребовал срочно соединить со своим заместителем Полищуком.
— Немедленно окружить порт! Закрыть все входы и выходы из города. Останавливать все виды транспорта. Проверять всех... всех, черт вас побери! Окружите базар. Немедленно! Схватить рыжебородого сапожника живым или мертвым. Я сейчас буду!
Прежде чем оставить кабинет, Покровский угрожающе произнес:
— Я немедленно доложу главнокомандующему. Не дай бог, если ваши бумаги, которые с таким преступным легкомыслием держались в шкафу, станут достоянием красных!
Ищейки Покровского с ног сбились, выполняя строгий приказ разгневанного шефа. Словно злые коршуны, налетели они на базар, ворвались в обувную лавку рыжебородого, перевернули все вверх дном, но ничего не обнаружили. Низкорослый, юркий человечек что-то на ухо сказал подполковнику Полищуку. И тут же десятка три всадников поскакали на окраину города. К базарной площади подкатил сам генерал. Подполковник Полищук доложил Покровскому обстановку, кивнув в сторону умчавшихся всадников. Генеральский автомобиль двинулся в том же направлении. Подполковник Полищук, сидя на заднем сиденье, выслушал угрозу генерала:
— Не схватите красных агентов, пеняйте на себя, подполковник.
* * *А дом, где находились Стеша с Василием, был окружен. Василий заметил за окном подозрительную тень. Он выхватил пистолет, осторожно выглянул в окно. Каратели! Он бросился к двери и закрыл ее на засов. Во дворе раздался первый выстрел.
— Мама, где мама? — тревожно спросила Стеша.
Донесся шум подъехавшего автомобиля. Василий увидел, как из машины вышел сам генерал Покровский.
— Предложите немедленно сдаться, — распорядился генерал.
— Эй вы, сдавайтесь, не то перестреляем как собак! — крикнул Полищук. — Считаю до десяти.
Послышался звон разбитого стекла.
— Живыми не сдадимся! — сказал Василий Стеше и протянул ей второй пистолет.
Василий и Стеша начали стрелять.
Головорезы Покровского вытолкнули на середину двора мать Стеши в изодранной одежде, избитую... Старушка еле держалась на ногах.
— У, гады, — простонал Василий.
Стеша стояла с закрытыми глазами, побледневшая, губы ее тряслись.
Василий выстрелил в карателя, который занес руку, чтобы ударить старую женщину.
— Стреляйте, убивайте ворогов, дети мои! — крикнула мать и, раскинув руки, шагнула к дому. Раздались выстрелы, женщина упала на землю. Василий прицелился в подполковника Полищука, и тот свалился неподалеку от матери Стеши.
— Получай, собака! — сказал он. — Эх, жалко — нету гранат. Ты только не попадайся на мушку, Стеша. Голыми руками они нас не возьмут!
После каждого выстрела Василий говорил:
— За Тиграна. За Бланше...
Покровский в бешенстве крикнул:
— Сжечь, спалить живьем!
Соломенная кровля загорелась.
Василий и Стеша продолжали стрелять, но густой дым повалил в комнату.
— Будем драться до последнего! — решительно произнесла Стеша и с ожесточением принялась палить в карателей.
Из-за дыма было трудно что-либо увидеть, глаза слезились, перехватывало дыхание. Василий и Стеша крепко обнялись. Они стояли, прижавшись друг к другу, в дыму и пламени.
Дом пылал, словно гигантский костер. Грозно бушевало пламя...
* * *Болгарское судно выходило из ялтинской бухты. Моряки с палубы заметили пожар на берегу. И, словно догадавшись, какие отважные сердца гибнут в огне, на судне включили сирену.
В марсельском порту гудело другое судно. Французское. Большой пассажирский пароход медленно отшвартовался от пристани. На палубе в толпе пассажиров стояли Гринины. Леопольд, оставшийся на берегу, махал им рукой. Рядом с ним стояла вся в черном Сюзан Легранж. Она тоже махала рукой Грининым. Взгляды Леопольда и Сюзан встретились. Леопольд смущенно отвел взгляд, попытался выбраться из толпы провожающих и зевак. Но Сюзан последовала за ним. Леопольд настороженно покосился на молодую француженку в трауре. Он, конечно, узнал ее. Что она хочет сказать ему? «Если скажет, что я подлец, что я виновен в гибели Бланше, она будет права», — подумал Леопольд. Стоило ему в тот день, когда этот негодяй по имени Жюстен вызвал его на провокационный разговор, сказать, что Бланше не имеет никакого отношения к решению Грининых ехать в Крым, эта женщина сейчас не носила бы траур. Да, тогда он вел себя как подлец и трус. О, теперь бы он поступил иначе, не дал бы втянуть себя в опасный разговор, который имел столь трагическое последствие. Теперь ему многое стало ясно. Правда, он не захотел вернуться с семьей брата в Россию. Он еще подождет. Но и здесь он не засидится. Надо уладить кое-какие дела, и адью, Париж, адью, Франция.
А Сюзан уже говорила. Леопольд понял, что она не спрашивает. «Неужели она уверена, что я виновен в убийстве, и не считает нужным ни о чем спрашивать?» Леопольд многое бы дал, чтобы эта встреча не состоялась, чтобы ему не приходилось смотреть в печальные глаза красивой молодой француженки. Эта мужественная женщина держалась спокойно. Сюзан сказала:
— Мой муж мечтал еще раз побывать в России. Его убили. Но я поеду. Меня тоже могут убить. Но всех друзей России, новой России, убить нельзя. Я хотела бы, месье, чтобы вы это знали.
Леопольд молчал. Пока он раздумывал, что ответить, Сюзан обернулась в сторону уходящего судна, помахала рукой. И вдруг Леопольд заметил в толпе того негодяя по имени Жюстен Симон. Он вздрогнул. Боже, убийца и невеста его жертвы стоят почти рядом! Стоит сказать об этом окружающим, среди которых было много рабочих и моряков, как люди совершат над ним правый суд. Леопольд решительно подошел к нему и быстро сказал:
— Месье, на пару слов.
Француз какое-то мгновение изучал лицо Леопольда, потом сделал вид, будто обрадовался неожиданной встрече.
— О ля-ля! Рад видеть вас, месье Гринин! — с притворной улыбкой воскликнул он.
— Да, я Гринин, а вы кто? — хмуро произнес Леопольд.
— Известный вам...
— Жюстен Симон? Сосед по улице? Так, кажется, вы представились, когда интересовались Жоржем Бланше?
Француз перестал улыбаться. Подошла Сюзан.
— Вот этот господин... убил вашего Бланше, — сказал ей Леопольд.
Жюстен Симон тревожно озирался. Его окружали настороженно молчащие люди, которые слышали слова русского эмигранта. Из толпы вынырнула молоденькая продавщица из магазина для новобрачных. Она тоже не спускала с Жюстена Симона пристального взгляда, видно, узнала его. Потом вытащила из сумки скомканные ассигнации, которые тот дал ей на траурные ленты для Бланше. На немой вопрос Сюзан продавщица с волнением ответила:
