Юлия Андреева - Последний рыцарь Тулузы
Во главе стола сидел старый граф, по правую руку от него находились Беатрис и Романе, по левую стояло пустое кресло – графиня Констанция, как всегда, опаздывала, дальше располагались Аделаида и Роже. Булдуин, младший брат Романе, устроился в окружении своих друзей, с которыми они вспоминали прошедший турнир, поздравляя друг друга и поднимая кубки за каждый удачный удар, который только удавалось припомнить. Я сидел рядом с Романе не потому, что был телохранителем и должен был оберегать его, а по праву своего происхождения, которое Раймон Тулузский не собирался забывать, несмотря даже на то, что сам я не носил гербов Лордатов и никогда и ни перед кем не признавался, кто я есть на самом деле. Рядом со мной была моя Мария, которую я был обязан взять с собой на пир.
Король Арагона о чем-то болтал с инфантом Фуа, который несколько лет назад мечтал повесить меня на самой высокой своей башне. Должно быть, разговор шел о трубадурском искусстве, потому что хозяин Фуа вдруг сделал знак своему оруженосцу, и тот принес ему трехструнную гитару.
Тут же по залу разнеслись веселые голоса и приветствия.
– Раймон Друт! Влюбленный Раймон будет петь! Тишина, дайте послушать вечно влюбленного, вечно страдающего рыцаря!
Мне нравился голос принца-трубадура, хотя если его песни и можно было назвать лучшими песнями людей, он не шел ни в какое сравнение с голосом нового трубадура графства, юного Пейре Видаля. Гений Видаля заставлял вспомнить о вечных ангелах, которые иногда спускаются на землю, с тем чтобы показать людям, что со смертью еще ничего не заканчивается и впереди тебя ждут небеса, ангельские крылья и твой настоящий дом, дом, в котором тебя по-настоящему любят и ждут.
Все было как всегда, пели трубадуры, рыцари хвастались своими бравыми подвигами, ученые мужи трактовали Священное Писание, тулузские дворяне планировали завтрашнюю охоту и делились с каркассонскими рыцарями опытом, наставляя их, как, куда и с каким оружием следует поехать.
В какой-то момент я чуть было не отключился, нырнув в собственные мысли, как это со мной часто бывает. Тогда я скорее даже не увидел, а ощутил незаметное движение воздуха и, резко поднявшись, попытался отбить летящий предмет, который по началу принял за нож.
Обглоданная кость стукнулась о мою руку и упала посреди стола.
Я посмотрел на совершившего этот неподобающий поступок. Качаясь и улыбаясь во весь свой беззубый рот, навстречу мне поднялся одетый в красное сюрко и золотистое блио рыцарь Вильгельм из Пуатье.
– Такая красивая донна Аделаида, такая изящная и образованная, из такой семьи – и вынуждена сочетаться браком с человеком без чести! – Он рыгнул, и тут же Каркассонский сюзерен вскочил со своего места и, обнажив меч, прыгнул на стол, встав на него сразу же двумя ногами и распрямившись во весь рост. Его глаза метали молнии, а на обнаженном клинке плясали отблески пламени освещающих трапезный зал факелов.
– Что ты сказал, пес? Кто не имеет чести?! – заорал он, раскидывая блюда с едой и не отрывая глаз от обидчика.
– А как я должен величать человека, продавшего кровь своего отца?! – заорал в свою очередь дворянин, обнажив свой меч и делая попытки взобраться на свое кресло. Тем временем Роже подскочил к нему и, не дав противнику выбраться из-за стола, замахнулся мечом.
На турнире я уже имел возможность наблюдать, как орудует этой штукой потомок Транкавелей, и не стал останавливать его. Бесполезно.
– Помнишь горожан Безь... – раздался свист разрезаемого воздуха, и голова тулузского дворянина шмякнулась на стол. – Безье... – прошептали мертвые губы.
– Прошу прощения, благородный мой тесть, – Роже-Тайлефер спрыгнул со стола и, не замечая наставленных на него мечей, подошел к Раймону Пятому. За его спиной слуги выволакивали из зала еще дрыгающееся в последних конвульсиях тело. – Простите мой поступок, но дело в том, что ваш гость жестоко оскорбил меня, и стерпи я подобное после всех тех почестей, которыми вы осыпали меня на турнире, это могло бы бросить тень и на мою прекрасную даму, которой я поклялся в верности и непорочности нашей любви. – Он поклонился, не вытирая меча и ожидая, как будет развиваться ситуация. Приехавшие с ним рыцари сбились в кучу около своего сеньора.
Когда Раймон извинился перед своим будущим зятем за пьяную выходку покойника, Роже Второй сел за стол, вручив свой меч оруженосцу, который тут же принялся отчищать его от крови.
Тем не менее праздник был омрачен, и не оставалось ничего другого, как напиться.
Все вздохнули с облегчением, когда в назначенный час Романе и супруга встали со своих мест и проследовали в приготовленную для них спальню. Немногим позже Аделаида простилась со своим женихом и ушла в сопровождении придворных дам.
В тот день я оставил Марию в замке. Тем не менее какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что история с оскорблением за праздничным пиром и таинственными горожанами Безье получит свое развитие в самое ближайшее время. Так и вышло.
Утро в часовне тулузского замка
Едва первый луч рассвета озарил горизонт, в дверь постучали. На пороге стоял паж Романе Антуан, который попросил меня срочно прийти в замковую часовню, где дожидается меня мой молодой господин.
Я быстро оделся, опоясался мечом и через несколько минут был там. Напротив окна, так, что я видал лишь силуэты, сидели трое. Один из них, судя по росту и телосложению, был Романе. Я поклонился ему и только тут признал в сидящем рядом с ним здоровяке властелина Каркассона и Безье. В этот момент паж принес свечи, и я машинально взглянул на третьего собеседника, им оказался король Арагона Петр. На редкость венценосная получилась троица. Роже-Тайлефер Транкавель, казалось, не мог сидеть спокойно на одном мете. В отличие от Романе, он опять был во всем вооружении, так что создавалось впечатление, будто он не переодевался с самого своего выезда из Каркассона. Романе был одет по-домашнему, в мягких, обрезанных у самой щиколотки и разношенных до такой степени сапогах, что их можно было надеть без помощи рук. Теплое вязанное блио было подбито мехом. Его начавшее полнеть лицо в слабом рассветном пламени казалось образцом спокойствия и безмятежности, темные кудри были завиты и благообразно уложены.
Петр Арагонский был в красном, с гранатовым ожерельем на груди и изящным женским шарфом на плече, которым он, по всей видимости, очень гордился. Мне уже случалось видеть этого рыцаря прежде. Петр Арагонский был высок и худ. Он не писал стихов, не любил менять лошадей и оружия, был весьма сведущ в соколиной и псовой охоте. Но самое главное – был редкостным интриганом и весьма мстительным и желчным человеком, так что с ним невольно приходилось держать ухо востро.
