Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!
— Ты мне льстишь, — сказал Вар.
Он был совершенно прав. Тем паче что лесть, как и все остальное в здешнем провинциальном захолустье, была примитивной. Разве можно сравнить ее с тонкой лестью, бытовавшей при дворе! Чтобы больше об этом не думать, Вар добавил:
— А вот зубры меня разочаровали.
— Нет, мясо у них вполне сносное, если варить его подольше, — возразил Эггий. — Спустя некоторое время оно становится нежным. Просто нужно проявить терпение.
— Я не это имел в виду, — усмехнулся Вар. — В своих «Записках о Галльской войне» Цезарь описывает зубров грозными чудовищами. А они всего лишь дикие быки с длинными рогами.
— Цезарь был талантливым рассказчиком, — пожав плечами, заметил Эггий. — И писал замечательные истории. Иногда они правдивы. А иногда просто увлекательны.
— И как отличить правду от увлекательного вымысла? — осведомился Вар.
— Это не всегда удается. Иногда — например, в случае с зубрами — правду можно выяснить на практике. А иногда…
Командир легионеров снова пожал плечами.
— Думаю, точно так же дело обстоит с историями о самом Цезаре. Он ведь умер когда? Пятьдесят лет назад. Кто знает, какие истории о нем правдивы, а какие — всего лишь выдумки. Однако в любом случае о нем будут рассказывать вечно.
— Пожалуй, — согласился Квинтилий Вар.
В голосе наместника неожиданно для него самого прозвучала большая горечь. Люций Эггий был недалек от истины. Слава Юлия Цезаря будет жить, пока будет живо человечество. Как и слава Августа — в этом Вар не сомневался.
«А моя слава?» — не в первый раз задумался он.
Если ему действительно удастся включить Германию в состав империи, его имя тоже будет жить в веках. Какой-нибудь историк напишет хронику правления Августа, как Саллюстий написал о войне с Югуртой Нумидийским и о заговоре Катилины против сената или как сам Цезарь написал о войне с галлами. Но никто не сможет описать правление Августа, обойдя вниманием завоевание Германии, а говоря об этом завоевании, нельзя будет обойти вниманием личность завоевателя. Таким образом, потомки сохранят память о человеке по имени Публий Квинтилий Вар.
Но… Все всегда будут знать, кто такие Юлий Цезарь и Август. Люди всегда будут рассказывать о них истории, которые никогда не станут сокращаться при пересказе. Так уж всегда бывает. Но захочет ли кто-нибудь через двести лет узнать имя человека, завоевавшего Германию…
Сколько книг уже написано и забыто! Сколько ни разу не переписывалось после того, как авторы взяли на себя труд их сочинить! И все же завоевание Германии — не последнее по значению деяние и должно привлечь к себе внимание не последнего по значению историка. Такого, чьи труды переписчики будут копировать достаточно часто, чтобы книги эти не исчезли из людской памяти и сохранились… где-нибудь.
Считалось, что в Александрийской библиотеке имеется как минимум один экземпляр каждой книги на греческом и латыни. Это книгохранилище пострадало во время боевых действий еще при Цезаре, но все же продолжало играть свою роль. Оно давало будущему ученому возможность обнаружить имя Публия Квинтилия Вара — если ученый сумеет найти нужную рукопись среди тысяч других, хранящихся в библиотеке… Если вообще сумеет приехать в Александрию, чтобы заняться научными изысканиями.
Значит, Вару все же суждено бессмертие. Но призрачное бессмертие — такое, каким Гомер одарил души мертвых в «Одиссее». Это, конечно, лучше, чем ничего, но меньше, чем хотелось бы.
— Что-то не так, командир? — спросил Эггий. — У тебя слегка усталый вид.
— Нет-нет-нет.
Вар отрицал очевидное не только перед подчиненным, но и перед самим собой.
— Я просто задумался о том, какой станет Германия после того, как пробудет римской провинцией пару сотен лет.
Он думал совсем не об этом, но разница была не столь уж велика, поэтому ложь далась ему без труда и прозвучала естественно.
Люций Эггий скорчил гримасу.
— Если хочешь знать мое мнение, это все равно будет глухомань. Галлы — другое дело, галлы довольно быстро все схватывают. Но богами проклятые германцы? Да они просто упрямые ублюдки, только и всего. Мы уже так долго имеем с ними дело, а они все еще бормочут на своей дикарской тарабарщине, вместо того чтобы перейти на всем понятную латынь.
Неожиданно в голову Вара пришла странная мысль.
— А ты сам выучил их язык? — осведомился он. — Хоть немного?
— Я? — рассмеялся Эггий. — Самую малость, командир, чтобы объясниться с германскими девками в постели. Им это нравится, знаешь ли. Немного германского — и ты можешь сказать, чего ты от них хочешь, а они могут сказать, что им нравится.
— Пожалуй.
Вар тоже переспал с несколькими германскими женщинами. А что ему еще было делать, раз Клавдия Пульхра осталась в Риме? Правда, он выбирал таких, которые худо-бедно могли объясниться по-латыни. Другого ему просто в голову не приходило.
Эггий снова усмехнулся.
— Говорить о бабах, конечно, приятнее, чем о делах, но все же когда ты собираешься снова переправиться через Рейн?
— А как скоро будут готовы люди?
— Если нужно, то хоть через час.
В голосе Эггия звучала профессиональная гордость.
— Но если ты не спешишь, не помешает потратить несколько дней на сборы.
— Хорошо. Тогда принимайся за дело. Я не думаю, что на той стороне Рейна нас ожидает опасность, — сказал Вар.
— Ты прав, командир, — кивнул Люций Эггий. Но потом с любопытством поднял бровь. — А ты уверен, что не стоит беспокоиться насчет этого малого, Арминия? О нем всякое говорят.
— Вот из-за кого я не лишаюсь сна, так это из-за него, — ответил Вар. — И не думаю, что кто-то должен из-за него тревожиться.
Римляне расчистили от леса правый берег Рейна напротив Ветеры, чтобы не опасаться внезапного нападения, когда начнется переправа в Германию. И все равно Арминий из укрытия наблюдал за ними во время этой переправы.
То была не первая римская армия на марше, которую он повидал на своем веку. Арминий сражался бок о бок с легионерами в Паннонии, а еще раньше здесь, в Германии, сражался против них. Вряд ли римляне об этом знали, иначе не дали бы ему гражданства. Но когда Арминий бился с римлянами, он был для них всего лишь одним из варваров с копьем, мечом и щитом.
«Варвар». Германец поморщился. Сперва Арминий полагал, что так называют людей, не являющихся римлянами. Но нет, так называли тех, кто неспособен был говорить «по-человечески», то есть на латыни, а вместо этого бормотал нечто невнятное для римлян: «Вар-вар-вар». Ну что ж, Арминий выучил латынь, может, не в совершенстве, но вполне прилично. А вот римлянина, который так же прилично изъяснялся бы на языке германцев, ему не доводилось встречать.
