Владимир Топилин - Дочь седых белогорий
Ченка была в отчаянии. Она молча теребила руками край оленьей дошки и, понуро потупившись, смотрела куда-то в дымящееся пепелище. Как теперь ей быть? Чем она будет шить для Загбоя новые олочи, парку, рукавицы? Что она наденет на себя при встрече с соплеменниками? Что скажут про неё люди, увидев её простой, неухоженной, без длинных чёрных кос? А её недавняя близость с Дмитрием… Минуты наслаждения, затмившие разум. Что теперь будет? Что скажет отец, узнав о её отношениях с русским?
Отец! При воспоминании о нем девушка вздрогнула от страха. Он спросит, почему она недосмотрела за чумом, почему сгорело их жилище. А если узнает о её грехопадении, а он когда-то обязательно узнает, то что скажет и сделает?
От этих мыслей сердце Ченки едва не остановилось. Плохо контролируя свои действия, девушка бесцельно заметалась по поляне, пиная ногами всевозможный мусор, кочки, обгоревшие палки и тряпки. В какой-то момент в своих сумбурных действиях она подошла к собакам. Чирва и Илкун, понимая состояние своей любимой хозяйки, понуро опустили головы, заскулили.
Ченка опустилась перед ними на колени, привлекла их головы к своей груди, обняла и горько заплакала. Только им, этим милым, дорогим существам она могла пожаловаться на свою судьбу, разделить своё безутешное горе. Только с ними она могла говорить, честно рассказать о случившемся, выдать им всю горечь обиды и принять искреннее сочувствие. Прозрачные слёзы алмазными каплями катились по её щекам, а собаки, разделяя печаль дорогой хозяйки, горячим языками слизывали накопившуюся боль. От этих нежных прикосновений, от молчаливого сочувствия вдруг стало легко. Как всегда, Ченка поняла, что она не одинока в своём горе. И пусть собаки не могут словами высказать своё отношение к ней, но импульсивные порывы, передающиеся через ответную ласку помогли ей на какое-то время притупить боль переживаний и почувствовать себя хоть кем-то любимой. И пусть она виновата в случившемся, в своих прегрешениях винила только себя.
Да, она винила только себя и даже не допускала какой-то далекой мысли, что во всех её бедах может быть виноват тот, кто сейчас лежит там, под елью. Жизнь продолжается, и время тщательно залижет нанесённые раны, оставив в памяти только добрые воспоминания. Девушка хорошо помнила слова отца, что все происходящее надо воспринимать как должное. Загбой поймет её, выслушает и отнесётся ко всему с тонким пониманием. Он её и простит. Потому что так было всегда.
Где-то далеко, под суровым гольцом, едва слышно токнул выстрел. Раскатившееся эхо ударом хлыста растянуло хлопок по огромному плато. Ченка вздрогнула, вскочила на ноги – отец! Он все-таки скорее всего выследил снежного круторога.
Вместе с девушкой насторожились собаки, навострились, застригли ушами в сторону неожиданного звука, напряглись пружинистыми телами в желании броситься на зов хозяина. Вместе с ними сработавшей пружиной капкана вскочил Князь. Кобель во время общения девушки и своих сородичей, молча созерцал со стороны. Он был слишком гордым, чтобы так же чувственно открывать трепет души. Может быть, он просто не знал любви к человеку, потому что в его жилах текла кровь волка. Услышав выстрел, он был готов умчаться к далекому отрогу.
Прошло несколько минут напряжённого ожидания. Чирва и Илкун настороженно ждали повторного выстрела. Князь немного остыл, присел, стал нервно выбивать из своей шубы блох. Ченка подошла к Дмитрию, опустилась перед ним на колени. Он не спал, узнал, осторожно повернул голову в её сторону, тихо спросил:
– Ченка, это ты?
Она негромко подтвердила. Он слабо улыбнулся вздувшимися губами, что больше походило не на улыбку, а на какое-то ее подобие, напоминающее презрение. Приподняв свою руку, нашёл, взял покрасневшими руками руку девушки и несильно прижал её к своей груди. Какое-то время, не говоря друг другу ни слова, они молчали.
На далёком гребне едва слышно лопнувшей почкой раздался ещё один выстрел. Ченка вздрогнула. Дмитрий насторожился. Собаки заскулили. Желая разрядить обстановку, Ченка отпустила их с поводов. Они, не раздумывая, бросились в ручей, быстро переплыли его и, выскочив на крутой берег, перегоняя друг друга, помчались на зов хозяина.
– Это стреляет Загбой? – едва слышно спросил Дмитрий.
– Да, – плохо понимая его язык, но угадывая мысли, ответила Ченка. – Наверное, добыл барана. Однако, будет вкусный ужин… на пепелище чума. Отец будет ругаться…
– Не бойся, я за тебя заступлюсь, что-нибудь придумаю. Скажем, что когда ходили за дровами, случился пожар.
Девушка долгое время силилась понять то, что он ей сказал. В отличие от Дмитрия, который хорошо знал язык тунгусов, Ченка знала только несколько русских слов. Для того чтобы понять смысл сказанного, ей иногда приходилось переспрашивать по несколько раз. Так было и в этом случае. Пока он пытался объяснить ей свою мысль, прошло ещё несколько минут.
С каменистого отрога настойчиво и уже требовательно приплыло эхо третьего выстрела. Загбой звал к себе. Третий выстрел всегда был условным. И значил, что охотник добыл зверя, крупного зверя, и зовёт свою дочь с оленем к себе за мясом.
Ченка осторожно освободила свои руки из рук Дмитрия, медленно встала и, не говоря ни слова, пошла к раскиданным вещам за уздечкой. Но вдруг, как будто опомнившись, остановилась, потрогала свою мокрую одежду, пошла в другую сторону, где в нагромождении тюков и поток лежала котомка с её вещами. Не опасаясь невидящего купца, девушка быстро переоделась, скинула с себя дошку, платье, штаны, достала из мешка сменное бельё и только теперь торопливо поспешила на плато к пасущимся оленям.
Поймать кормящихся учагов ей не составило большого труда. Подвязанные к чанхаю олени доверились рукам девушки. Ченка ловко накинула на головы смирных животных крепкие уздечки, села на спину одного из них, взяла в повод ещё двух учагов и поехала к далёкому гребню. Стоило оленям пройти несколько сот шагов, как вдруг из-под гольца долетел ещё один, четвертый выстрел. Этот, четвёртый, знак служил условным сигналом в оказании скорой помощи, заставлял торопиться и гнать оленей к Загбою как можно быстрее.
В сознание Ченки вкралась тревога, беспокойство за отца. Ещё никогда в своей жизни Загбой не стрелял подряд по четыре раза. Обычно меткий охотник добывал добычу с первого или со второго патрона. Третий служил условным вызовом дочери к нему с оленями. Но вот четвертый уже был полным неведением, и девушка заставила бежать учагов так, насколько этому позволяло пересечение местности и всевозможные преграды.
Где-то далеко впереди, на окраине плато, у склона гребня возникла серая точка. Отделившись от скальных нагромождений, она быстро заскользила по седому полю ягеля навстречу ей. Ченка остановила оленей, пытаясь определить бегущего зверя. В какой-то момент по скорости передвижения и по прыжкам она приняла плывущий комочек за волка, который мог принести не только испуг встревоженным учагам, но и множество непредвиденных обстоятельств ей самой. Сжавшимся сердцем девушка вспомнила об оставленном на стане ружье.
