Каролин Вермаль - Цветок для ее величества
Тунберг покачал головой:
— Тогда я, наверное, слепой, потому что вижу лишь кровососущего паразита.
— Это ваши слова. Но я предпочитаю говорить иначе: я получаю выгоду из многообещающей ситуации.
Тунберг сначала взглянул на Эулеуса, который отвел глаза, потом на вождя, который хмуро посматривал на двух пленников, словно речь шла о несчастных существах, которых только что вытащили из помойной ямы. Учитывая тот факт, что мылись они давненько, это сравнение подходило как нельзя лучше.
— Откуда вы узнали? — вмешался Мэссон.
— Что я узнал, мистер Мэссон? Что вы всю дорогу из Кейптауна следовали за мной? Какой именно цветок вы ищете? Или где искать ваш драгоценный цветок? — перечисляя эти риторические вопросы, Схеллинг наслаждался мигом своего триумфа. — Разве не я вам говорил, — улыбка на его лице сделалась еще шире, — человек в Африке не может выжить один? Теперь к этому я еще могу прибавить, что человек не добьется успеха, если все сразу расскажет друзьям. Всему свое время.
— Вы считаете, что мы друзья? — спросил Мэссон сквозь зубы.
— А вам было бы лучше, если бы мы были друзьями? — ответил Схеллинг, и маска дружелюбия моментально слетела с его лица.
Он взял в руки выкрашенный зеленой краской деревянный ящичек и вытащил дневник Мэссона.
— «Мистеру Мэссону для его ботанического путешествия на мыс Доброй Надежды». Ну, мистер Мэссон, ваше путешествие еще не закончилось. Я уверен, что губернатор ван Плеттенберг завалит меня наградами, если я доставлю ему английского шпиона. Именно поэтому есть смысл привезти вас в Кейптаун живым и невредимым.
— Прежде чем вы лишите меня жизни, мистер Схеллинг, я был бы вам крайне признателен, если бы вы смогли мне объяснить, почему так хотите моей смерти.
— Ах, ты боже мой! — с наигранным умилением воскликнул Схеллинг. — Думаю, все эти пограничные территории вдохновили вас на такую мелодраму! Это уже не тот молодой человек, серьезный и спокойный, которого я помню. С другой стороны, всем известно, что граница меняет человека. Не так ли, мистер Виллмер?
— Для меня он все та же «соленая шкура», мистер Схеллинг, — ответил Виллмер, заметно скучая.
Он развернулся и побрел к первому фургону, чтобы отдать вознице последние распоряжения, прежде чем караван выедет на равнину и направится к побережью.
— Я одно вам скажу: вождь Чунгва заверил меня, что его племя не знает больше мест, кроме этого ущелья, где бы рос цветок. Конечно, это всего лишь его слово, и неизвестно, чего оно стоит. Но вы, по крайней мере, можете утешать себя тем, что оказались одним из немногих белых людей, которые видели эти цветы растущими в естественной среде. После сегодняшнего дня мало кто сможет этим похвастать. Как только мистер Форстер доставит цветы в Англию и получит вознаграждение от чрезвычайно благодарного короля, пройдет совсем немного времени, и этими цветами можно будет любоваться в большинстве ботанических садов Европы. Если изменятся обстоятельства (а это, несомненно, случится), военно-морские силы Англии захватят власть в регионе мыса Доброй Надежды. Кто знает, вероятно, на этих цветах можно будет неплохо заработать. Во всяком случае, мистер Барнетт был очень впечатлен многообразием и роскошью этих растений. Иногда я и сам себя спрашиваю, что в этой чертовой стране можно еще обнаружить. Я не ботаник и не член Королевского общества, как мистер Форстер, но я знаю толк в выгоде: этот цветок стоит чистого золота.
— Ружья и цветы, — бесспорно, оригинальная комбинация, этого у вас не отнять. А где, собственно, знаменитый мистер Барнетт? Или вы тоже отправили его бродить по диким пустошам? — спросил Мэссон.
Схеллинг проигнорировал подколку:
— Что же касается вас, доктор Тунберг, то уверен: Компания будет мне тоже очень признательна, если я верну вас в ее лоно. Без сомнения, ваша мечта взойти на борт корабля скоро исполнится. Но все же полагаю, что встреча с отребьем на Роббенэйланде далека от того, что вы надеялись обрести на востоке.
— Я, конечно, не уверен, — колко ответил Тунберг, — но, возможно, после обратного путешествия к Кейптауну в компании вас и мистера Виллмера перспектива жизни на Роббенэйланде покажется мне весьма привлекательной.
Схеллинг поджал губы.
— Ну, на это могу сказать лишь одно: мы сделаем все от нас зависящее, чтобы воплотить в жизнь ваши высокие чаяния.
Схеллинг повернулся к Виллмеру, который следил за тем, как первый фургон, громыхая по дороге, исчез вдалеке:
— Мистер Виллмер, будьте столь любезны, позаботьтесь о мистере Мэссоне и докторе Тунберге, а мы закончим работу и тоже отправимся в обратный путь.
Виллмер кивнул и улыбнулся.
— Их можно разместить в задней части второй повозки: если нападет лев, ему будет чем перекусить, да и цветы останутся нетронутыми. Ну-ка, пошевеливайтесь!
После того как хоса загрузили второй фургон, Мэссона и Тунберга связали и усадили в повозку. Оттуда открывался вид на расщелину, деревню и пруд у подножия холма. Пленники не видели ни следа Барнетта или женщины. Виллмер лениво прохаживался и прикрикивал на рабов, которые взялись снимать лагерь и грузить палатки и снаряжение во вторую и третью повозки. Уложили и зеленый ящик, в котором хранился дневник Мэссона.
Груза было больше, чем планировалось, и уже вскоре оси третьего фургона скрипели под багажом, хотя некоторые ящики и провизия еще оставались на земле.
Ко всем несчастьям Тунберга и Мэссона, все оставшиеся вещи бросили во второй фургон, так что пленников едва не раздавили мешки и ящики. Обратный путь в Кейптаун должен был запомниться им надолго.
Мэссон спрашивал себя, сколько времени пройдет, прежде чем Схеллинг осознает, — если уже не осознал, — что пленников можно доставить и мертвыми. Может быть, для Схеллинга это будет даже приятнее и удобнее: не придется их кормить и выслушивать колкости от Тунберга.
Когда британец оглянулся, то заметил, что Схеллинг дал рабам горящие головни из костра. Теперь рабы пошли с ними в расщелину и стали поджигать небольшие кучки дров, сложенные возле оставшихся цветков. Мужчины из племени хоса стояли наготове с зелеными листьями мимозы, чтобы сбить пламя, если оно начнет распространяться на их сады или пастбища.
Тунберг и Мэссон в ужасе наблюдали, как загорается один костер за другим. Огонь распространился по всему ущелью и пожирал цветки, которые не удалось собрать. И над скалистым уступом теперь поднимался дым — верный знак того, что даже первый цветок, который обнаружил Мэссон, не пощадили факелы Схеллинга.
У Мэссона едва не разорвалось сердце, когда он осознал такую простую, но дьявольскую логику плана Схеллинга. Уничтожив все экземпляры в естественной среде, он получал монополию на цветы. Но что будет, если цветы не переживут путешествие в Кейптаун? Что, если вдали от родной земли и в другом климате они не смогут размножаться? Большинство семян, которые присылали в Кью со всего света, так и не удалось даже прорастить. Каждая неудачная попытка — утраченный шанс и еще один шаг к полному исчезновению растения.
В душе он просто кипел от злости на человеческую глупость и жадность, которые скрывались за этим поступком. Мэссон кричал, чтобы прекратили это, но его мольбы тонули в возгласах поджигателей, охранников и взволнованных жителей деревни. В конце концов он отчаялся и просто беспомощно смотрел, как пламя слизывало кустарник, жадно поднимаясь вверх по склону, чтобы поглотить последние удивительные земные звезды.
Даже издалека Мэссон чувствовал жар огня и в отчаянии понимал, что ни одно растение в нем не выживет.
Еще утром он потерял всякую надежду найти цветок и уже собирался вернуться в Англию с пустыми руками, приняв безропотно все последствия, которые его ожидают. Теперь, когда он видел перед собой бушующее пламя, Мэссону было ясно, что нельзя сдаваться просто так. Хотя у него и не было плана, но он знал, что использует первый же шанс, чтобы сбежать.
Британец уселся так, чтобы доставать до веревки, которая связывала его запястья. Он потихоньку тер веревку о край лопаты, которую один из рабов неосторожно бросил рядом с Мэссоном.
Ему как раз удалось высвободить руки, когда фургон рывком тронулся. Но что-то пошло не так. Виллмер не отдал приказа для начала движения, а Схеллинг и рабы, увлеченные поджогами, не обратили внимания на уезжающую повозку. Она раскачивалась и подпрыгивала, постепенно набирая ход по бездорожью. Возница ошалело щелкал кнутом и посылал проклятья. Деревянный каркас фургона трещал, пока наконец повозка не набрала скорость.
Мэссон бросил взгляд назад и заметил, что Виллмер и Схеллинг уже обнаружили нежданный отъезд, размахивали руками и кричали. Рабы отшвырнули головни и пустились догонять фургон. Слышались громкие крики — в основном на голландском и немного на языке хоса. Рабы кинулись в погоню, а жители деревни принялись тушить распространяющийся от головней пожар.
