Григорий Кроних - Неуловимые мстители. Конец банды Бурнаша
— Кирпич — агент Бурнаша? — рассмеялась Оксана. — Это не серьезно, он же мальчишка.
— А сколько нам было в 20-м году? — спросил Яшка.
— То мы, а то…
— А Григорию Кандыбе? — напомнил Валера. — Он был наш ровесник, а если б доехал до батьки, служил бы ему верой и правдой.
— Я тоже не верю, что Кирпич этот… Как его зовут-то по человечески?
— Костя.
— Я не верю, что Костя этот связан с Бурнашем, — сказал Даниил, — но кто-то его определенно использовал, зная, что попадет мальчишка к Ксанке. Кирпич — шпана, но кто-то из его компании и есть человек Бурнаша.
— Или знаком с человеком Бурнаша, — поправил Валера. — Как я понял, приятели Кирпича мелкое жулье, а батька — бандит высокого полета. Вероятно, что есть еще посредническое звено.
— Согласен, но что нам это дает? — спросил Ларионов.
— Нужно переловить всю шпану и допросить хорошенько, — предложил Яшка. — Наверняка кто-нибудь расколется!
— Но тогда осведомитель атамана поймет, что мы его ищем и исчезнет. Облаву на Кирпичевых друзей не утаишь, — заметила Ксанка.
— Кстати, о друзьях, — усмехаясь, сказал Мещеряков. — Среди хулиганов, напавших на Эйдорфа, один показался мне похожим на мальчишку. Если бы я не помнил, что Кирпич в детдоме, то…
— Он сбежал.
— Что?
— Сбежал, — Ксанка развела руками. — Там же нет решеток, да такого чертенка и решетки вряд ли бы удержали.
— Что же тогда получается? — присвистнул Яшка.
— Получается, что если на немца нападала компания Кирпича, то хулиганов мог послать на дело человек Бурнаша, — предположил Данька.
— Зачем им приставать к профессору?
— Чтобы сорвать учебу в институте, завалить план восстановления шахт, а если повезет, то и поссорить нас с Германией, — перечислил Мещеряков. — Не забывайте, что Бурнаш не просто бандит, а с уклоном в анархизм. Он борется с властью, а не только карманы набивает.
— А требование у иностранца денег — только прикрытие?
— Выходит так.
— Чего им так мудрить? — спросил Цыганков. — Если б они Эйдорфа просто поколотили, то мы бы и так поняли за что.
— Валера, он, кстати, сильно пострадал? — спросила Ксанка. — А то на нем бинтов было не меньше, чем на Яше.
— Да нет, — сказал Мещеряков, — ссадины, шишки, синяки. Все уже прошло. Я тогда даже удивился: чего ему голову забинтовали, если я накануне царапину зеленкой замазал?
— И вел он себя странно. Может, сотрясение?
— При сотрясении не бинтуют, — серьезно сказал Яшка.
— Про перегородки спрашивал.
— А меня про окно еще. А сам поселился напротив ЧК.
— Чепуха это, — сказал Валерка.
— О немце я справки наведу, — пообещал Даниил, — а пока нам о Бурнаше подумать надо. Раз он через шпану эту действует, то и мы можем.
— Что предлагаешь?
— Человека внедрить! — сказал Яшка. — Я бы мог с гитаркой подкатиться…
— Нет, нам нельзя, знакомых — полгорода, — сказал Ларионов.
— Тогда кого?
— Людей не хватает, да и времени в обрез, — покачала головой Оксана. — Сколько тебе дней дали на ликвидацию Бурнаша?
Данька только рукой махнул.
— А зачем нам свой агент? — спросил Валерка. — Надо их связь и использовать — Кирпича.
— Он же сбежал.
— Поймать. Сможешь?
— Наверное, — сказала Ксанка, — я знаю, где он бывает.
— Вот и отлично. Надо поймать Кирпича, сделать так, чтобы он случайно услышал нужный разговор и отправить в детдом.
— А решеток там нет, — заключил Данька. — Надо подумать… Тем более, что для борьбы с бандитами нам придается батальон частей особого назначения.
— Чоновцы? Отлично! — воскликнул Яшка.
— Правда, что ли? — удивился Валерка.
— Я пока и сам не знаю, — подмигнул ему Даниил. — Ходят такие слухи…
13
— Что?! — проревел штабс-капитан Овечкин. — Вы рехнулись!
Несмотря на то, что орал он в отдельном кабинете, оркестрик, игравший тирольский мотив в общей зале, на секунду смешался. Петр Сергеевич справился с собой, только выпив рюмку водки. Хорунжий Славкин, с перепуга вытянувшийся по стойке «смирно», хлопал глазами.
— Не могу знать, господин штабс-капитан!
— Сядьте, хорунжий, — прорычал Овечкин. — Хорошие же вы приносите новости в отсутствии Леопольда Алексеевича. Румыны не ошиблись?
— Я сам читал донесение. Чекист не убит, а только ранен. Сказано вполне определенно. Информацию передал Дрозд, Боцман проверил.
— А господин полковник просил меня лично переправлять ему на переговоры с англичанами все донесения. Что вы прикажете теперь передать Кудасову?
— Не могу знать!
— Сядьте, хорунжий, не торчите столбом, мы не на параде, — уже спокойнее сказал Овечкин. — Выпейте водки, может быть, это поможет вам «знать»?
— Благодарю, — сказал Славкин, сел и выпил.
Петр Сергеевич закурил длинную египетскую папиросу и, отодвинув штору, заглянул в зал. За черными деревянными столами сидели немцы и все как один дули пиво. А глаза тупые — словно после контузии. Что за мерзость эти дешевые кабаки! Но на дорогие у них нет денег, а если англичане не раскошелятся, то и не будет. Впрочем, дорогие кабаки — тоже мерзость, только веселая, там гуляют спекулянты и удачливые биржевики.
— А вы сообщите господину полковнику, что к нам едет на стажировку русский инженер Валерий Мещеряков.
— Какое нам до этого дело?
— По сведениям Дрозда, он раньше работал в чрезвычайке.
— Вот как?
— Правда, Дрозд считает, что он не является сейчас агентом, но англичанам такие подробности знать не нужно.
— Отлично, хорунжий, — сказал Петр Сергеевич и самолично наполнил обе рюмки. — Под операцию по ликвидации агента ЧК англичане могут и расщедриться…
— Так точно, господин капитан!
— Мещеряков один едет?
— Нет, с девушкой.
— То есть как? Большевики стали на стажировки брать барышень? — ухмыльнулся Овечкин.
— Никак нет, она тоже инженерша, закончила курс.
— Не важно, главное, что это уже шпионская группа. Англичане будут довольны.
— Осмелюсь заметить, — сказал Славкин, — что перевербовка агентов ЧК может иметь в глазах руководителей иностранных разведок большую ценность, чем простая ликвидация.
— Хорошо, я подумаю, — Петр Сергеевич смерил хорунжего подозрительным взглядом. Что-то он больно боек! Не на его ли место метит? — Здесь важно правильно разработать операцию…
— Так точно, господин штабс-капитан!
— Не кричите, бюргеры всполошатся, — улыбнулся Овечкин. — Благодарю за службу.
