Бернард Корнуэлл - Несущий огонь (ЛП)
Я пожал плечами.
— Я не меньше чем ты хочу вернуть Беббанбург, мой король, но я знаю эту крепость. Разве у меня есть тысяча воинов? — я снова пожал плечами. — Я владею Дунхолмом, а он почти так же неприступен, как Беббанбург. Я думаю, что мог бы умереть в Дунхолме, мечтая о Беббанбурге, но если твоё войско войдёт в Нортумбрию, Фризия станет для меня более безопасным прибежищем.
Я говорил громко, не только для Эдуарда, но и для наивной девушки, слушавшей нас с кровати. Может, король и не верит в мои россказни про Фризию, но пусть эта девчонка разнесёт слух о том, что я не собираюсь возвращаться в Беббанбург.
— Если ты не возьмёшь Беббанбург, — рассердился Эдуард, — тогда я возьму его, и мой человек станет править там вместо тебя. Ты этого хочешь?
— Лучше ты, чем скотты, господин.
Он фыркнул и встал, показывая, что разговор закончен, поэтому я тоже встал.
— Ты попросил Этельстана в заложники, — сказал он, когда мы направлялись к выходу из шатра, — почему?
— Потому что он мне как сын. Я буду беречь его жизнь.
Эдуард прекрасно понимал, что я имел в виду, он знал, кто угрожает Этельстану. Король кивнул.
— Хорошо, — мягко произнес он. — Моя сестра берегла его много лет. В ближайший год это предстоит тебе.
— Ты можешь и сам сохранить его жизнь, господин, — сказал я.
Он помолчал и ответил, понизил голос:
— Олдермен Этельхельм — мой самый могущественный лорд. У него слишком много воинов, слишком много приспешников, обязанных ему своими землями и богатством. Открытое противостояние с ним грозит междоусобицей.
— Но именно ее он и начнет, чтобы не дать Этельстану унаследовать трон.
— Тогда это будет заботой Этельстана, — холодно ответил король, — так что готовь его, лорд Утред, готовь его как следует, потому что моя сестра больше не может его защищать.
— Не может?
— Моя сестра умирает.
Мне показалось, что мое сердце остановилось.
В этот миг алый полог раздвинул возмущенный Эльфверд.
— Отец, этот Утред... — начал он, но тут же осекся. Он явно не знал, что я здесь.
— Что «этот Утред»? — спросил Эдуард.
Эльфверд небрежно поклонился отцу.
— Мне было велено казнить преступника. Он вмешался.
— И что?
— Он должен быть наказан.
— Так накажи, — сказал Эдуард и отвернулся.
Эльфверд нахмурился, переводя взгляд с меня на своего отца и обратно. Будь он поумнее, он бы отступил, но оказалась задета его гордость.
— Ты не кланяешься королевским особам, лорд Утред? — вопросил он тонким голоском.
— Я кланяюсь тем, кого уважаю, — ответил я.
— Называй меня «господин», — настаивал он.
— Нет, малец, не буду.
Он потрясённо пошевелил губами, повторяя слово «малец», но промолчал, только возмущённо уставился на меня. Я сделал шаг вперёд, заставив его попятиться.
— Я звал мальцом твоего отца, — сказал я, — до того дня, когда он вместе со мной штурмовал стены Бемфлеота. Мы убивали датчан, свирепых воинов, вооружённых мечами и копьями. Мы дрались, малец, мы устроили большое побоище, и в тот день твой отец заслужил право зваться господином, заслужил всё уважение, которое я по сей день ему оказываю. А от тебя до сих пор пахнет материнским молоком, и пока ты не докажешь мне, что воин, останешься мальцом. А теперь уйди с дороги, малец.
Он посторонился. А его отец не сказал ни слова. И я вышел.
***
— Он неплохой мальчик, — сказала мне Этельфлед.
— Избалованный, невоспитанный, невыносимый.
— То же самое говорят про тебя.
Я сердито заворчал, отчего Этельфлед улыбнулась, и спросил:
— А как ты? Твой брат сказал, что ты болеешь.
Она заколебалась. Я понял, что сначала она хотела всё отрицать, но затем решилась и вздохнула.
— Я умираю.
— Нет! — возразил я, но по её глазам понял, что это правда. Её красоту скрыли возраст и страдание, кожа казалась прозрачной, словно бы истончившейся, глаза потемнели. Однако она улыбалась и выглядела такой же изящной, как и всегда.
Я нашёл её в шатре под флагом с белым гусем, держащим в клюве крест, а в перепончатых лапах — меч. Я часто высмеивал этот флаг. Гусь — символ святой Вербурги, мерсийской монахини, чудом изгнавшей стаю гусей с пшеничного поля. Мне непонятно, почему чудом считается то, что может сделать любой десятилетний малыш, но если Вербурга дорога Этельфлед, она и мне дорога.
Я поставил кресло поближе, сел и взял её тонкие руки в свои.
— Я знаю одного лекаря... — начал я.
— Ко мне приходили лекари, — устало ответила она, — и много. Мне помог один знающий человек, его прислала Эльфтрит.
Эльфтрит, младшая сестра Этельфлед, была замужем за правителем Фландрии.
— Отец Каспер делал зелье, снимавшее боль, но ему пришлось вернуться обратно, потому что Эльфтрит тоже больна. — Она вздохнула и перекрестилась.— Иногда я чувствую себя получше.
— Что с тобой?
— Болит, вот здесь, — она дотронулась до груди, — глубоко внутри. Отец Каспер научил сестер делать отвар, он помогает. И молитвы помогают.
— Тогда молись почаще, — сказал я.
Две монахини, вероятно, сестры, ухаживавшие за Этельфлед, сидели в темноте в глубине шатра. Обе подозрительно разглядывали меня, но не могли слышать ни слова.
— Я молюсь денно и нощно, — ответила Этельфлед со слабой улыбкой, — и за тебя тоже!
— Благодарю тебя.
— С таким врагом, как Этельхельм, тебе понадобятся молитвы.
— Я только что вырвал ему зубы. Ты это видела.
— Он захочет отомстить.
Я пожал плечами.
— И что же он сделает? Нападет на меня в Дунхолме? Удачи ему в этом.
Она похлопала меня по руке.
— Не будь заносчивым, — она похлопала меня по руке.
— Да, госпожа, — сказал я с улыбкой. — Так почему твой брат просто не раздавит Этельхельма?
— Потому что это означает войну, — холодно ответила она. — Этельхельма любят! Он щедр! В Уэссексе нет епископа или аббата, который не берет у него денег. Он дружит с половиной знати. Он закатывает пиры! И трон ему нужен не для себя.
— Только для внука, этого куска дерьма.
— Он хочет лишь одного, чтобы Эльфверд стал королем, и мой брат знает, что витан Уэссекса это одобрит. Все уже куплены.
— А Этельстан? — спросил я, хоть и знал ответ.
— Хорошо, что ты потребовал его в заложники. С тобой ему будет безопаснее, чем здесь.
— Потому я и попросил его, — мрачно ответил я. — Неужто Этельхельм на самом деле посмеет его убить?
