Джеймс Клавелл - Тай-Пэн
Лонгстафф заколебался, покусывая кончик пера.
– Да, но мы уже договорились о том, что китайцы на Гонконге будут подчиняться китайским законам, исключены будут лишь все виды пыток. – На подбородке у него собралась капелька пота. – Это был один из пунктов договора, и я издал особое постановление.
– Вы передумали, Уилл. Так же, как передумал Ти-сен. Ведь пункта о назначении мандарина там не было.
– Но это подразумевалось.
– Не вами. И не мной. Он старается обмануть вас. Как сделал это в вопросе об эвакуации с Цюшана.
– Верно, – согласился Лонгстафф, радуясь, что Струан сумел убедить его. – Вы правы, Дирк. Абсолютно. Если мы допустим хоть какой-то контроль... вы правы. Они опять примутся за свои старые фокусы, ну? Да. И уже давно пора показать китайцам, что такое настоящая справедливость. Закон и порядок. Да. Вы правы.
– Закончите письмо так, как это сделал бы император: «Да устрашится этого всякий и, дрожа, подчинится», и подпишитесь своим полным титулом, – сказал Струан, одновременно открывая дверь каюты.
– Дежурный офицер!
– Да, сэр-р?
– Его превосходительству нужен его секретарь, мистер Синклер. Немедленно.
– Есть, сэр-р!
Лонгстафф закончил писать. Он перечитал послание.
– А не слишком ли это грубо, Дирк? Я имею в виду, не упомянуть ни одного его титула и закончить письмо так, словно это императорский указ?
– В этом-то и заключается вся суть. Вам еще нужно будет опубликовать его в газете.
– Но это частный документ.
– Это исторический документ, Уилл. Один из тех, которыми вы можете гордиться. И он доставит огромное удовольствие адмиралу. Кстати, почему он был так зол?
– А, все одно и то же. – Лонгстафф стал передразнивать адмирала: – «Черт возьми меня совсем, сэр, нас послали сюда драться с язычниками, и после двух десантов без какого-либо с их стороны сопротивления, о котором стоит упоминать, вы заключили позорный договор, принесший нам гораздо меньше того, что министр иностранных дел приказал вам потребовать. Где те открытые порты, которые вы должны были вытребовать у императора?» Вы уверены, Дирк, что, запросив меньше, мы поступили правильно? Я знаю, вы уже говорили об этом раньше, но... м-м... торговцы, похоже, считают это большой ошибкой. Я имею в виду, что мы остались без открытых портов.
– Гонконг важнее, Уилл.
– Что ж, раз вы в этом по-прежнему уверены... Адмирал был также очень раздражен из-за каких-то дезертиров и еще отсрочкой вступления в силу приказа о запрещении контрабанды опиума. И... м-м... торговцы подняли такой ужасный шум. Явились целой делегацией.
– Их возглавлял Брок?
– Да. Невоспитанная скотина. Сердце Струана упало.
– Вы им сказали, что собираетесь отменить приказ?
– Ну, Дирк, я не то чтобы прямо им так сказал. Но я намекнул, что он будет отменен.
– А адмиралу вы тоже намекнули, что отмените приказ?
– Я дал ему понять, что дальнейшие меры в этом направлении были бы нецелесообразны. Он пришел в крайнее раздражение и заявил, что сообщит о своей точке зрения в адмиралтейство. – Лонгстафф вздохнул и зевнул. – Клянусь честью, он совершенно не представляет себе наших проблем. Совершенно. Я был бы очень вам признателен, Дирк, если бы вы взялись объяснить ему, что такое «торговля». Я попробовал, но мне так и не удалось заставить его здраво смотреть на вещи.
А мне никак не удается приучить к этому же тебя, Уилли, подумал Струан. Если Робб уже успел скупить опиум, мы завязнем еще глубже. Если не скупил, нам все равно конец.
Разве что эта сделка: один чертов мандарин за один чертов миллион.
– Даже не знаю, что бы я делал без помощи вашего отца, Кулум. – Лонгстафф взял понюшку теабаку из табакерки, усыпанной драгоценными камнями. Черт побери, думал он, я ведь дипломат, а не военный, который без войны жить не может. Губернатор Гонконга – это как раз то, что нужно. Став губернатором Гонконга, впоследствии можно рассчитывать и на что-нибудь стоящее. Бенгалия, возможно. Ямайка... вот уж, скажу я вам, чудное местечко. Канада? Нет, черт, слишком холодно. Бенгалия или какой-нибудь другой из индийских штатов. – В Азии все невероятно сложно, Кулум. Приходится сталкиваться с таким разнообразием взглядов и интересов – Короны, торговцев, миссионеров, королевского флота, армии, китайцев, – и все они в вечном противоречии между собой. И китайцы, дьявол их забери, тоже делятся на конфликтующие группы. Купцы, мандарины, маньчжуры. – Он положил табак в обе ноздри, глубоко втянул в себя воздух и чихнул. – Я полагаю, вам, конечно, известно, что Китаем правят не китайцы.
– Нет, сэр.
– Как нас уверяют, половина всех проблем из-за этого. Нынешние правители Китая – маньчжуры. Они родом из Маньчжурии. Дикие варвары, жившие когда-то к северу от Великой Стены. Говорят, они правят Китаем уже двести лет. Нас, должно быть, принимают здесь за дураков. Китайцы утверждают, что существует громадная стена – вроде Адрианова Вала[11], которая тянется вдоль всей северной границы Китая и защищает страну от диких кочевых племен. По слухам, эта стена свыше трех с половиной тысяч миль длиной, сорок футов высотой и тридцать толщиной, она настолько широка, что по ней могут ехать восемь всадников в ряд. И через каждые триста ярдов там, якобы, стоят сторожевые башни. Сложена стена из кирпича и гранита, и возвели ее две тысячи лет тому назад. – Он презрительно фыркнул. – Надо же такое выдумать! Смешно!
– Я считаю, что стена существует, – проговорил Струан.
– Ну, полно, Дирк, – замахал на него рукой Лонгстафф. – Невозможно, чтобы такое укрепление могло быть построено две тысячи лет назад.
– Легенда гласит, Кулум, что на строительство стены был отправлен каждый третий человек в Китае. Строили ее десять лет. Говорят, при строительстве умер миллион человек, и все они погребены в стене. И духи умерших охраняют ее.
Кулум усмехнулся.
– Если она так огромна, маньчжуры бы никогда ее не преодолели. Не может быть, чтобы она существовала.
– Согласно легенде, маньчжуры прорвались через стену обманом. Китайский генерал, охранявший ее, продал собственный народ.
– А вот это более чем вероятно, – с отвращением произнес Лонгстафф. – Никакого понятия о чести здесь, на Востоке, ну? Этот генерал полагал, что сможет с помощью врагов захватить трон, но маньчжуры воспользовались им, а потом уничтожили. По крайней мере, так говорится в легенде.
– Вот уж действительно странная легенда, сэр, – сказал Кулум.
Взгляд Струана стал жестким.
– Тебе лучше сразу привыкнуть к тому, что ты теперь будешь слышать много странного. И подумай еще вот над чем, Кулум, – китайская цивилизация насчитывает пять тысячелетий. Постарайся осмыслить это: книги, печатные прессы, живопись, поэзия, правительство, шелк, чай, порох и тысячи других вещей. В течение тысячелетий! Мы же можем считать себя цивилизованными последние пятьсот лет. Если это вообще можно назвать цивилизованностью.
