Александр Золотько - 1941: Время кровавых псов
Севке даже показалось, что мужчина с неодобрением посмотрел на его руки, скованные наручниками за спиной. Потом, кстати, оказалось, что наручники мужчине действительно не понравились, на следующем сеансе Севку уже не заковывали, а связывали мягкой веревкой.
Мужчина подошел к Севке, сидящему на табурете, а тот даже не успел убрать с лица улыбку, которую изобразил на всякий случай.
И пришла боль.
Нельзя даже сказать, что Севку избивали. Не было широких замахов, брызг крови, хруста зубов – да и не нужно было всего этого. Вполне хватало коротких, размеренных тычков. В корпус, по рукам, снова в корпус, в бедро.
Севке даже в голову не пришло, что можно такое молча терпеть. Севка кричал, извиваясь, несколько раз падал с табурета на белоснежный кафельный пол, на втором сеансе рассек бровь о край табуретки, после чего его стали подвязывать руками к крюку на потолке. Севка стоял посреди комнаты, подняв руки, а мужчина с повадками массажиста, не торопясь, работал.
Массажист работал четко, спокойно, не демонстрируя злости и не угрожая. Он выполнял ритуал, за долгие годы ставший для него почти рутиной. Четко, экономно и чертовски эффективно.
Каждый день был похож на предыдущий. До боли похож.
Севку будил один из двух постоянных охранников: либо Дятел – высокий худощавый парень с острым носом, либо Горилла – приземистый, с длинными руками, мужик под пятьдесят. Вот они как раз Севку не обижали, у них были другие обязанности – проводить в туалет, принести еду, доставить в соседнюю с его камерой комнату и зафиксировать на месте допроса.
Через два часа они его отвязывали, снова отводили в туалет – хотел он этого или нет, позволяли умыться, а потом возвращали в пыточную, где уже стоял небольшой стол и два стула. На один сажали Севку, на другом размещался комиссар. И начинал разговор как ни в чем не бывало.
Комиссар даже записей практически не вел, просто задавал вопросы и внимательно выслушивал ответы. И то, и другое комиссар делать умел превосходно.
Это Севка понял еще в машине, когда комиссар процитировал ему записку Орлова.
– …что он имел в виду, когда написал, что очень советует спросить у вас точную дату вашего рождения и выбить честный ответ? – спросил комиссар.
Он не стал ни кричать, ни делать страшные глаза, просто поинтересовался как бы между прочим, предложил вместе подумать над странным предложением странного же старшего лейтенанта.
«Суки брехливой», – подумал Севка. Это ж он за что так поступил с Севкой? Ведь обещал, что приведет… не сдаст, не подкинет, а даже, наверное, расскажет о Севке хоть что-то. То, например, что Севка достойно вел себя под огнем, что не захотел Севка сдаваться в плен к немцам.
Вместо всего этого Орлов послал Севку почти на верную смерть, а потом передал писульку. «Спросить точную дату» и «выбить честный ответ». Сволочь.
Как тут можно спокойно отвечать на вопрос комиссара?
Просто сказать, что родился… родится через сорок восемь лет? И что даже не знает, как сюда попал? И что попал сюда из две тысячи одиннадцатого года и что советской власти уже давно нет, Союз развален и чекистов называют кровавой гебней? Очень весело все это будет звучать на прифронтовой дороге.
А комиссар ждал, внимательно глядя в лицо Севки. И не торопил. И не требовал отвечать, сообщать точную дату рождения и не грозил расправой и пытками.
– … – сказал Севка.
И замолчал.
Машина вильнула в сторону, Севку качнуло к дверце.
– Петрович, ты бы аккуратнее, – не сводя взгляда с Севки, попросил комиссар.
– Куда уж… – буркнул водитель. – Сами ж видели, когда сюда ехали, что на дороге творится…
Севка посмотрел – машина как раз двигалась мимо нескольких искореженных обгорелых грузовиков. Вздрогнул, увидев неподвижные тела на обочине.
– Покойников так и не убрали, – сказал водитель. – Нужно было сказать…
– Уже и не успеют, – тихо ответил комиссар.
– Не успеют… – сказал водитель. – От самой границы своих оставляем и оставляем…
– Ладно. – Комиссар спрятал записку в карман плаща, достал карту, которую ему от Орлова передал старший сержант. – Что тут у нас? Та-ак… Значит…
Крупные капли дождя бились в лобовое стекло и разлетались брызгами.
– Откуда вы шли? – спросил комиссар, не отрываясь от карты, которую развернул на коленях.
– Я… – Севка облизал губы. – Я не знаю.
– То есть?
– Я не знаю, откуда мы шли… я не помню. Мы встретились с Орловым возле дороги. Там…
Севка неуверенно махнул рукой.
– Потом пошли через лес, наткнулись на окруженцев, их накрыло бомбами, тех, кто уцелел, Орлов повел к мосту.
– К мосту… – повторил комиссар, разглядывая карту. – Шли через поселок Ключи?
– Нет. В смысле – может быть. Там были дома… я не знаю названия…
– В интервале с четырех сорока до пяти семнадцати?
– Не знаю. Наверное… Солнце еще, кажется, не встало. Или встало, но там были тучи… У меня нет часов… – Севка никак не мог успокоиться и прийти в себя.
А кроме того, вопросы комиссар задавал странные. И откуда он мог знать про время, в которое они прошли тот проклятый поселок? Просто посчитал расстояние по карте? Так они сделали крюк…
– Когда окруженцев бомбили, вы тоже время не заметили?
– Утром. Но уже засветло. Солнце встало… – Севка вздохнул. – Мы переночевали в лесу, потом пошли, натолкнулись на часового…
– Около семи утра… – тихо сказал комиссар.
– Наверное…
– А что такое может быть отмечено на карте как пещера? – спросил комиссар.
– Ну… там была небольшая пещерка под корнями дерева… Мы случайно наткнулись…
– Случайно… – сказал комиссар и протянул карту Севке: – Вот тут?
Севка карт читать не умел. Нет, географию он знал неплохо, мог уверенно найти на карте мира или в атласе практически любую страну или остров, но военные топографические карты казались ему не слишком понятными абстрактными рисунками.
На карте Орлова было много пометок карандашом. И комиссар указывал пальцем на одну из них, возле которой мелкими буквами, но очень четко значилось: «пещера, без ограничения по времени». А чуть левее – «авианалет» и цифры – 7-41. И на несколько миллиметров ниже этой надписи – «часовой».
– Странные надписи, не находите? – поинтересовался комиссар. – Орлов делал пометки все время? Будто вел дневник?
Севка задумался. Орлов один раз возился с картой утром, в лесу. И даже что-то, кажется, помечал. Но это было до встречи с окруженцами, до налета и до поселка.
Севка пожал плечами.
– Ладно, может быть… – Комиссар провел пальцем по карте. – А вот тут?
Обозначение моста Севка узнал. И вздрогнул, прочитав рукописную пометку рядом со значком: «9-15 до 9-45».
