Густав Эмар - Закон Линча
Но тут возникло новое препятствие. Краснокожий не говорил и не понимал ни слова по-французски, а она не понимала ни одного слова индейца.
Но у всех матерей есть особый род языка, который понимают во всех странах.
Команчский воин остановился перед нею, скрестил на груди руки и, приветливо улыбнувшись ей, произнес одно только слово:
— Кутонепи.
Мать Валентина знала, что так обыкновенно называли индейцы ее сына.
Она вдруг почувствовала, что уверенность вернулась к ней, увидев улыбку и услышав, каким тоном гонец произнес имя ее сына.
Она взяла воина за руку и потащила его в пещеру к отцу Серафиму, погруженному в эту минуту в чтение Библии.
— А! — произнес он, увидев их. — Ну, какие новости?
— Этот человек не может ничего сообщить мне, — отвечала она, — так как я не понимаю его языка. Но что-то говорит мне, что он привез хорошие вести.
— Если позволите, я расспрошу его.
— Пожалуйста, я прошу вас! Я сгораю от нетерпения узнать, что он скажет.
Миссионер обернулся к индейцу, стоявшему неподвижно в нескольких шагах от них и равнодушно прислушивавшемуся к их разговору.
— Лоб моего брата Паука покрыт потом, — сказал миссионер, — пусть он сядет рядом со мной и отдохнет. Он совершил большое путешествие.
Индеец слегка улыбнулся и почтительно поклонился отцу Серафиму.
— Паук считается вождем в своем племени, — сказал он мелодичным, гортанным голосом. — Он умеет прыгать, как ягуар, и ползать, как змея. Его ничто не утомляет.
— Я знаю, что мой брат — великий воин, — сказал священник, — подвиги его многочисленны, и апачи бегут при виде его. Встретил ли мой брат молодых воинов своего племени?
— Паук встретил их. Они охотятся на бизонов около Рио-Хилы.
— Их великий вождь Единорог с ними?
— Единорог со своими воинами.
— Хорошо. У моего брата глаза дикой кошки, от него ничто не укроется. Встретил ли он великого бледнолицего охотника?
— Паук курил трубку мира с Кутонепи и несколькими друзьями бледнолицего охотника у их костра.
— Мой брат говорил с Кутонепи? — спросил миссионер.
— Да. Кутонепи радуется возвращению отца молитв, которого он не надеялся больше увидеть. Когда петух пропоет во второй раз, Кутонепи со своими товарищами будет у моего отца.
— Мой брат мудрый и искусный воин. Я благодарю его за то, что он так хорошо выполнил взятое им на себя поручение, которого с такой ловкостью не исполнил бы ни один воин.
Услышав эту заслуженную похвалу, индеец радостно и горделиво улыбнулся и, почтительно поцеловав руку миссионера, удалился.
Тоща отец Серафим обратился к матери Валентина, которая со страхом ожидала результата этого разговора, стараясь прочесть во взгляде священника, на что она может надеяться. Он пожал ее руку и ласково сказал:
— Ваш сын едет сюда, скоро вы его увидите. Он будет здесь этой ночью — я думаю, часа через два.
— О! — воскликнула она. — Благодарю Тебя, о, Боже!
С этими словами она опустилась на колени и долго и горячо молилась, проливая слезы благодарности.
Миссионер с беспокойством следил за ней, готовый оказать ей помощь, если бы волнение слишком сильно на нее повлияло.
Но через несколько мгновений она встала, улыбаясь сквозь слезы, и снова села рядом со священником.
— Мужайтесь, — сказал он ей, — вы оказались так тверды в горести — неужели радость сразит вас?
— О, — произнесла она горячо, — ведь это мой сын, единственное существо, которое я когда-либо любила, ведь я сама его вскормила и вот теперь я снова его увижу! Увы! Вот уже десять лет, как мы в разлуке, десять лет, как на его лбу стерлись следы моих поцелуев! Вы не можете понять, отец мой, что я чувствую. Словами этого нельзя выразить! Ведь ребенок — это все для матери.
— Только не поддавайтесь волнению.
— Итак, он скоро появится? — спросила она еще раз.
— Не позже чем через два часа.
— О, как долго еще ждать! — с тяжелым вздохом произнесла она.
— Да, таковы все люди! — воскликнул миссионер. — Вы безропотно ждали столько лет, теперь же вам кажется невозможным подождать два часа.
— Но ведь это мой сын, мое любимое дитя, которого я жду!
— Хорошо, хорошо, только успокойтесь. Смотрите, вас уже лихорадит.
— О, не бойтесь, отец мой, радость не убивает! Я уверена, что сразу выздоровею, как только увижу его.
Несколько секунд царило молчание, а затем она продолжала:
— Боже мой, как медленно идет время! Когда же наконец сядет солнце? Как вы думаете, отец мой, с какой стороны он появится? Я хочу видеть его приближение. Хотя я уже очень давно его не видела, но уверена, что сейчас же узнаю. Мать никогда не ошибется, так как она не только видит свое дитя, но и чувствует его сердцем.
Миссионер отвел ее ко входу в пещеру, усадил, сам сел рядом и, указав рукой на юго-запад, сказал:
— Смотрите в эту сторону, он должен появиться отсюда.
— Благодарю, — отвечала она. — О, как вы добры, отец мой! Бог вознаградит вас!
Миссионер ласково улыбнулся.
— Я счастлив, видя вас счастливой, — сказал он.
Оба стали смотреть вдаль.
Солнце, между тем, быстро клонилось к горизонту, мрак постепенно окутывал землю, очертания предметов сливались, невозможно было что-либо разобрать даже на близком расстоянии.
— Вернемся в пещеру, — сказал отец Серафим, — ночной холод может вредно подействовать на вас.
— Ничего, — отвечала она, — я ничего не чувствую.
— Кроме того, — заметил миссионер, — становится так темно, что вы все равно его не увидите.
— Это так, — возразила она, — но зато я его услышу.
Отец Серафим понял, что всякие доводы напрасны, и, опустив голову, сел рядом с матерью Валентина. Так просидели они около часа, не проронив ни слова и чутко прислушиваясь.
Ночь становилась все темнее. Поднявшийся легкий ветер доносил малейший шум издалека.
Вдруг мадам Гилуа встала, и глаза ее засверкали. Она схватила миссионера за руку и прошептала:
— Вот он!
Отец Серафим поднял голову.
— Я ничего не слышу.
— Все-таки это он, — настойчиво прошептала она, — я не могла ошибиться. Слушайте!
Отец Серафим внимательно прислушался, но услышал только неопределенный шум, очень похожий на отдаленный гром.
— О, — продолжала она, — это он! Он едет сюда. Слушайте, слушайте!
Шум становился с каждой минутой все явственнее, и скоро можно было различить топот нескольких лошадей, мчавшихся галопом.
— Неужели это только мое воображение! — воскликнула мать Валентина.
— Нет, вы не ошиблись. Через несколько минут ваш сын будет здесь.
Всадники, между тем, уже вступили в ущелье, и топот лошадей раздался теперь совсем близко.
