Евгений Лундберг - Кремень и кость
Жители ближайших землянок равнодушно оглядывали пришельца. Беспокойства он им не внушал. Интереса тоже. Идет? Пусть идет.
Лесной Кот осторожно обходил прибрежные камни. Племя бобрового озера считало их священными. Эти камни были когда-то людьми, и придет день — они снова станут людьми. Лесной Кот старался не наступать на них и не задевать их дубиною, Замедлив шаги, он отсчитывал пройденные приметы. Холм, две землянки, остроконечный камень, размытая волнами дюна, еще холм, вторая хижина с очагом, прислоненным к камню, полузанесенному с подветренной стороны песком.
Двое рыболовов упорно раскачивали древнюю иву, ухватившись руками за противоположные ветви. На месте сгиба трескалась и отставала кора. Рыболовы были одного роста, на одно лицо. Все так, как сказал Рысьи Меха.
— Выслушай меня, — обратился Лесной Кот к старшему. — Уста — мои, слова — Рысьих Мехов…
За выложенным плоскою галькою глиняным валом лежали охапки трав и пахучие ивовые прутья. Лесной Кот ожидал обрядностей гостеприимства. Но люди бобрового племени жили просто и сурово. Ему указали удобную яму возле землянки и принесли вяленой рыбы. Затем рыболовы ушли на ловитву.
Поев, гонец уснул. Не раз просыпался, подходил к озеру испить воды, вслушивался в рокот мелких волн и опять засыпал. У землянки копошились две женщины. Прибежали, громко крича, дети, жаловались на какую-то обиду. Гонца никто не стерег, И никто к нему не приближался. Женщинам он внушал отвращение, как чужак, дети его боялись. Лесному Коту казалось, что он уже годы слышит озерный рокот и видит перед собою нагретый закопченный камень чужого очага. Это было тоскливо — думать, что кругом все чужое. Злоба покрывала тоску, как будто не он сам пришел сюда, а его привели насильно пленником. И он плотно смыкал веки, чтобы поскорее заснуть сном пережидающего безвременье зверя.
К ночи рыболовы не возвратились. Мальчуган с обветренной кожей, с выцветшими глазами, опасливо озираясь, дернул пришельца за край одежды и потянул его поближе к очагу, где в сухом песке было умято несколько углублений и где грубо сложенный из ветвей навес опирался на, два неровных камня.
Прошел еще день — рыболовов все не было. Если бы не обильный корм, Лесной Кот подумал бы, что о нем забыли. Наутро его разбудили громкие голоса. Он осторожно выполз из ямы и, готовый к бегству, выглянул поверх холма: мимо землянок знакомою дорогою шел Рысьи Меха с подростком. В родном становище что-то случилось!
Быстрые движения Рысьих Мехов и громкие его слова оживили равнодушных бобров. Он знал всех в становище, и его знали все. Лесной Кот с испуганным видом уставился на сородичей. Что случилось дома?
Он хотел объяснить, что не исполнил поручения Рысьих Мехов, так как не знает, как говорить с племенем, которое рассыпалось по землянкам и не собирается воедино. Рысьи Меха, казалось, был занят только событиями, происшедшими в медвежьей пещере, и забыл о своих замыслах.
— Жаден Старый Крючок. Любит человеческую кровь, — пояснил Рысьи Меха. Лесной Кот слепо следовал за ним, не отставая. Их было трое теперь среди братского, но все же чужого народа. Трое — маленькое племя, а один — ничто. Так чувствовал Лесной Кот, так чувствовал Рысьи Меха и подросток. Вождем этого маленького племени из трех человек был Рысьи Меха. И бобровое племя оказывало ему почет не только как родичу, но и как вождю…
От воды, от рыбы, от покоя тела пришедших из отчей пещеры стали сильнее и полнее. Незаметно для себя переняли они некоторые повадки бобров — их неторопливость и свободу движений. Однако Рысьи Меха не бездействовал.
Он проводил дни то в одном, то в другом рыбачьем стане, участвовал в охотах и подзадоривал бобров, проявляя ловкость и силу.
(примечание к рис.)
У племени бобрового озера были свои старики, и они тоже, как и повсюду на земле, направляли течение дел. Но они не отдалялись от остальных рыболовов, и их словам отвечали, подобно эху, слова зрелых охотников, а часто и юношей. Здесь не было отчей пещеры. Огни очагов даже в прошлом не пили человеческой крови. Вдвоем или втроем уходили люди бобрового племени на озеро и привыкали, поколение за поколением, обходиться собственным знанием примет и собственным разумом.
У бобров не было таких опытных резчиков по кости, как у древнего племени из медвежьей пещеры. Они мало потребляли красок и на окрашивание одежды, и на отметины на оружии, и на праздничную раскраску тела. Прекрасную густую охру они хранили в долбленых каменных чашках, а не в оленьем роге, украшенном узорами и насечками. Оружие их было грубое, запасы мамонтовой кости, оленьего и турьего рога скудны и случайны. Они, как и люди других племен, любили эти вещи, но не тратили много сил и времени на их добычу. Испокон веков копили бобровый жир, вяленую рыбу, шкуры и как великую драгоценность берегли дающее силу бобровое семя. Люди здесь были сильны и находчивы, но они крепко приросли к кормившему их озеру. Глаз их был хорошо наметан.
По-за водною ширью они видели лучше, чем вблизи, и по шуму равнинного леса различали, откуда дует ветер и какая будет утром на озере погода.
Рысьи Меха стал уводить молодых охотников и рыболовов бобрового племени подальше от озера. До пути он рассказывал им об удачных охотах своих соплеменников, о тропах, по которым проходят на север олени, и о пещере с останками мамонтов, открытой косоглазым удачником. Ни о судьбе Косоглазого, ни о своем уходе от племени он поначалу не сказал ни слова.
Осень в том году была долгая и погожая. Рысьи Меха приучал бобров обходиться без становища. На расстоянии дня ходьбы он нашел пласты, богатые охрой. Прибавилось красок у племени, увеличились запасы рога, у зрелых охотников зашевелилась охотничья жадность.
(примечание к рис.)
Рысьи Меха забирал силу, а был он не свой. Уже перестали отпускать с ним одних юношей. Отцы племени понемногу втягивались в беспокойную бродячую жизнь. Она не была для них новостью, но таких далеких походов не решались делать озерные люди. С незапамятных времен считалось, что должны они жаться к озеру, не переходя троп, протоптанных старшими родичами из отчей пещеры.
Когда исчерпаны были рассказы об охотах, о лесных страхах и о подвигах сильных мужей, Рысьи Меха заговорил о том, как живут люди за тройным кольцом песков, болот и лесов, опоясавшим бобровое озеро. Пережитое сплеталось с рассказами стариков и с отрывками преданий. Рысьи Меха сам не знал, где кончается одно и начинается другое. Вспомнили и бобры про свою старинку: про могучих и угрюмых рыболовов, про женщин, силою равнявшихся мужчинам, про чужие племена, про мену, однажды затеянную пришельцами… — Ушли, и больше их не было, — с удивлением и с сожалением говорили бобры.
