Сергей Слюсаренко - Друзья бога
Ацтек забрался на свой лежак и продолжил:
— Они кусают за кончики пальцев. Не почувствуешь. Поэтому надо спать так. — Он обхватил себя руками и спрятал ладони под мышками.
Словно утомленный таким длинным монологом, индеец моментально заснул. Или притворился спящим.
— А я легенду слыхал, — начал вдруг рассказывать врач, — что самое опасное на ночлеге — это питоны. Один человек так вот заснул, просыпается, а руки и не чувствует. Боа ночью заглотал руку. Ну, боа убили, руку освободили, а она уже переваренная.
Травалини, удовлетворенный гробовой тишиной, наступившей после его рассказа, устроился поудобней на лежаке и захрапел. Андреа распределил вахты и тоже лег.
Он лежал под навесом пальмовых листьев и, пытаясь заснуть, смотрел на языки пламени. У костра сидел вахтенный Бакстер и время от времени подбрасывал ветки. С одной стороны, он не давал костру погаснуть, с другой — старался хоть как-то размяться и не поддаться сну. Пламя играло на лице Алена, то скрывая его черты, то освещая черную бороду. Но ночь и сон брали свое. Постепенно Бакстер стал все реже двигаться, просто сидел у костра, и только блеск огня в глазах говорил о том, что вахтенный не спит. Мир вокруг Андреа сузился до этого костра и сидящего возле него человека. Человека, от которого во многом зависела жизнь всех участников похода. В какое-то мгновение, когда Андреа уже стал засыпать, ему показалось, что между ним и костром возник длинный тоннель, черный, с языками пламени на конце. Но внезапно этот тоннель исчез, и Андреа, словно и не засыпал, видел и костер, и человека, сидящего у костра.
Синий огонь, исходящий от земли, как ни старался, не мог осветить темную фигуру. Только немигающие строгие глаза вахтенного светились в ночи. Человек у костра зашевелился и перевел взгляд на Андреа. Зеленые языки пламени взметнулись и озарили хранящего огонь. Корона из черных перьев неземных птиц украшала его голову. На его плечах, ниспадая на грудь, было надето золотое украшение, больше похожее на латы. Оно отливало кровавым в отблесках костра. Даже на таком расстоянии на груди у человека была видна фигурка воина с орлиными крыльями, висящая на массивной цепи. Тот, кто поднялся от костра, уже стоял в двух шагах от Андреа, сжимая в левой руке короткое золотое копье. Человек сделал шаг вперед, и тут пламя вознеслось к небу узким высоким столбом, осветив фигуру полностью.
Только сейчас Андреа увидел, что у человека вместо головы сверкающий хрустальный череп с алмазными, играющими всеми цветами радуги зубами. Медленно, словно каждый шаг давался ему невероятно трудно, демон поднял руку. В руке тускло сверкнул короткий нож. Все так же неспешно демон подошел к Андреа и занес нож для удара. А юноша не мог двинуться, скованный адским ужасом и пеленой неведомых пут, не позволявших шелохнуться, даже защищая свою жизнь. Почти невидимое в ночи лезвие ножа приближалось к горлу, и в какой-то момент Андреа почувствовал, как каменно-холодное лезвие коснулось шеи и кожа разошлась под его напором. Но смертельное движение оружия остановил протяжный, тоскливый крик. Андреа, сбросив с себя сон, вскочил в лежаке, ударившись головой о навес, и закричал во все горло.
— Все в порядке, господин капитан! — раздался голос Алана. — Это сова, наверное, разоралась. Все тихо. Пойду я сменщика будить.
Андреа, весь в холодном поту, рухнул на лежак и моментально заснул.
Утро пришло с истерическими воплями птиц, пробивающимся под веки светом и треском веток в костре. Утренний вахтенный, зная, что пора поднимать лагерь, развел огонь, от которого могла сгореть вся сельва, и с неуместной жизнерадостностью варил кофе. Прошлый раз Манко лично сварил какао, но команде оно не понравилось.
Андреа встал не сразу. С остатками сна никак не хотели улетать страшные видения ночи. Но когда в конце концов удалось окончательно разделить сон и реальность, он вздохнул с облегчением. Сон — это всего лишь сон. Легко соскользнув на землю, Андреа решительно отправился за порцией кофе. Присев на корточки у костра, он с благодарностью принял от вахтенного кружку ароматного напитка. И только тут понял, что что-то мешает ему взять ее. В правой руке Андреа сжимал, совершенно не ощущая этого, нож. Лезвие было сделано из кремня, твердый камень был обработан грубо, простыми сколами и только напоминал настоящий нож. Но рукоятка была произведением искусства. Золотая мозаика, повторяя изгибы искусного литья, изображала человека, сидящего на корточках и положившего узкую бороду на лезвие. Андреа машинально потрогал острие пальцем и поразился. Каменный нож был острее бритвы и немедля оставил кровавую бусинку на подушечке большого пальца. Андреа спрятал нож, ему не хотелось, чтобы кто-нибудь его увидел.
— Эко вас муравей за шею укусил, — вернул к реальности капитана голос вахтенного. — Как резанул прямо!
Андреа провел рукой по шее и сразу почувствовал зуд, переходящий в боль. Небольшая царапина на самом горле уже засохла, но свернувшаяся струйка крови, опустившаяся почти до ключицы, говорила сама за себя.
— Ерунда, — буркнул Андреа, сделал глоток обжигающего кофе из глиняной кружки и закашлялся.
Тем временем весь лагерь пришел в движение. Кто-то протирал глаза, кто-то опорожнял мочевой пузырь, не утруждаясь отойти подальше.
Завтрак окончили быстро, и уже через полчаса после подъема отряд двинулся дальше сквозь вечный сумрак сельвы. Уже перед самым выходом индеец высмотрел одно из деревьев и сделал в нем несколько глубоких надрезов. Потом он подождал, пока на подставленный листок натечет немного сока.
— А это что? Лекарство? — поинтересовался Травалини.
— Это дерево саподилья, — ответил индеец и, показав сок на листке, добавил: — Чикле, высохнет — можно жевать.
— Зачем жевать? Лекарство? — Неугомонный Травалини не пропускал случая пополнить свой медицинский опыт.
— Нет. Просто.
Команда уже привыкла продираться через влажный ароматный подлесок, и казалось, что опасное путешествие превратилось в легкую прогулку. Но неожиданно, без всяких видимых примет, лес уперся в бурную речку, которая падала с сорокафутовой высоты в озеро. Бурный поток не оставлял никаких надежд перейти на ту сторону, и Манко повел отряд влево, к водопаду. У самого водопада путешественники остановились, ожидая, что предложит проводник.
Тот бесстрастно изучил лианы, свисающие со скалы, и обрубил с одного конца ту, что от водопада уходила в сельву. Манко стал сворачивать лиану кольцами, как веревку. Потом, набрав бухту необходимой длины, обрубил второй конец. Лиана была тонкая, не больше полдюйма толщиной. Подобрав у среза водопада камень, индеец привязал его концу лианы. Раскрутив, как пращу, он швырнул привязанный камень туда, где в маленькое озерцо ударяла струя воды, срывающаяся с водопада. Камень неслышно на фоне рева воды упал в воду и потянул за собой лиану.
