Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень со львом
Ответ на этот вопрос Франсуа де Вивре получил одним погожим сентябрьским днем 1350 года, когда объезжал окрестности замка на своем Востоке. Занятия, как физические, так и умственные, начинались затемно, в девятом часу ночи, когда звонили хвалу, и заканчивались при звоне ноны, то есть в девятом часу дня. После этого Франсуа мог делать все, что вздумается. И почти всегда он выбирал верховую прогулку.
В тот день, поднимаясь вдоль берегов вверх по течению Куссона, он добрался до какой-то деревни, в которой еще не бывал. Уже целую неделю весь их край наслаждался восхитительным бабьим летом; стояла жара, как в начале июля, а Франсуа к тому же изрядно вспотел, совершенствуясь во владении боевым цепом. Поэтому его охватило неудержимое желание искупаться.
Он привязал Востока в близлежащей рощице, разделся, сложил одежду рядом с конем и голышом бросился в реку. Некоторое время он резвился в воде, без труда поднимаясь против течения, которое было здесь, однако, довольно быстрым, а потом с наслаждением расслабился, позволяя реке сносить себя вниз. И тут его кто-то окликнул.
— Эй, что это ты тут делаешь?
Франсуа поднял голову и увидел парня лет четырнадцати, одетого в неказистую крестьянскую блузу и окруженного четырьмя приятелями. Это был здоровенный детина. Подбоченясь, он угрожающе мерил Франсуа взглядом. Поскольку тот не отвечал, он возвысил голос:
— Ты кто такой? Я — Кола Дубле, меня все кличут Большим Кола, потому что я тут самый здоровый!
Франсуа даже вздрогнул от радости. Наконец он нашел то, что искал! Ему подвернулся тот самый случай: ведь он теперь голый и никто не может догадаться о его принадлежности к благородному сословию. Поэтому Франсуа охотно ответил в том же вызывающем тоне.
— А я нездешний, и я тут купаюсь, Большой Кола!
Молодой крестьянин побагровел от гнева.
— Давай вылезай, вонючка!
Франсуа ответил:
— А ты меня достань сперва!
Большого Кола не пришлось упрашивать дважды. Он сорвал с себя блузу, стряхнул с ног деревянные башмаки и прыгнул в реку. Там, где ждал его Франсуа, воды было по пояс. Кола бросился на него, выставив кулаки. Натиск был стремительным, но Франсуа не позволил застать себя врасплох. В самый последний момент он увернулся, чуть отклонив корпус, и противник оказался в воде. Если бы в этот момент Франсуа ударил его по затылку, тот, без сомнения, был бы оглушен. Но Франсуа этого не сделал. Он хотел победить не с помощью своих навыков, но единственно превосходством в физической силе. Поэтому он всего лишь расхохотался, и Большой Кола, обезумев от бешенства, снова ринулся на него.
Он обхватил Франсуа за плечи. И опять Франсуа мог бы освободиться от захвата, но не стал этого делать; он хотел единоборства на равных — сила против силы. А сила у Кола Дубле была немалой, и, кроме того, он был гораздо тяжелее. Франсуа был вынужден пригнуться под его тяжестью, и оказался под водой. Пользуясь своим преимуществом, молодой крестьянин сжал голову противника обеими руками, потом, уперевшись покрепче в речное дно, стал изо всех сил топить его, стараясь пригнуть как можно ниже.
Для Франсуа это был самый критический момент. Он вцепился в пальцы Кола и попытался их разжать, чтобы вырваться. Но не тут-то было. Юный рыцарь находился в слишком невыгодной для себя позиции, хуже того: он был согнут, с головой под водой, воздуха уже не хватало. Но разжать пальцы Большого Кола ему все-таки удалось, и Франсуа, собрав все силы, начал выпрямляться, медленно поднимаясь из воды.
Какой-то миг противники стояли лицом друг к другу, подняв над головой руки с переплетенными пальцами. Приятели Кола, которые вначале шумно подбадривали его, теперь примолкли, обеспокоенные оборотом, который принимала схватка. С помощью одной только силы Франсуа удалось сначала согнуть локти молодого крестьянина, потом подрубить его колени и, наконец, окунуть в воду головой вниз.
Под водой Большой Кола неистово отбивался, но Франсуа держал его непоколебимо. Наконец рывки деревенского силача стали лихорадочными, конвульсивными: он захлебывался. Франсуа вытащил его голову из воды и крикнул:
— Проси пощады!
Тот не отвечал, тогда Франсуа снова его окунул. И так — три раза подряд. Наконец Кола промычал:
— Пощады!
Только тогда Франсуа отпустил его. Молодой крестьянин бросился бежать со всех ног в сопровождении четырех своих приспешников. Победитель лишь хохотал им вдогонку. Кола так торопился сбежать, что даже не надел блузу и башмаки и улепетывал в деревню, держа их под мышкой.
Франсуа тоже вылез из воды, оделся и ускакал на своем Востоке.
В первый раз он отпустил поводья и дал коню волю самому выбрать направление. Восток припустил веселым галопом. Казалось, он испытывает такую же радость, как и его хозяин; время от времени он испускал пронзительное ржание и встряхивал чудесной темно-рыжей гривой. Они скакали долго. Чем дальше, тем легче становилась поступь коня. Когда солнце садилось в густых красных сумерках, Франсуа почудилось, будто он летит…
Да, Франсуа снова пережил свой красный сон. Восток стал волшебным конем Турниром и уносил его на своих широких крыльях в заоблачную высь, в ту страну, которой достойны лишь герои-победители. И Франсуа смеялся — чистым, ясным смехом, радуясь тому, что он самый сильный, что жизнь только начинается, что его ждет слава.
Когда он добрался до окрестностей замка, была уже ночь, и ему повстречался крестный, выехавший на его поиски с половиной своих солдат, вооруженных факелами.
***Шесть месяцев спустя, в марте 1351 года, Франсуа сподобился присутствовать при одном знаменательном событии. Война за бретонское наследство затягивалась. Установилось затишье, нарушаемое лишь мелкими стычками. Праздные сеньоры в своих замках уже начинали крепко скучать, вот почему, когда было объявлено о Битве Тридцати, это вызвало немедленное воодушевление.
Скоро обстоятельства стали известны всем. Некий английский капитан по фамилии Бемборо, обосновавшийся в замке Плоэрмель, драл три шкуры с местного населения и вконец разорил их своими поборами. Чтобы не оказаться посаженным на цепь в казематах замка, крестьянин должен был платить, платить и еще раз платить. Соседний сеньор, Жан де Бомануар сир де Жослен, осыпаемый бесчисленными прошениями о защите, сжалился, наконец, над этими несчастными и отправился к Бемборо с требованием прекратить бесчинства. А поскольку тот высокомерно отказался, сир де Жослен бросил ему вызов: пусть они встретятся в чистом поле двумя отрядами по тридцать рыцарей с оруженосцами по собственному выбору. Бемборо принял вызов, и схватка была назначена на воскресенье 27 марта 1351 года на равнине, где возвышался дуб-великан, как раз на полпути между Плоэрмелем и Жосленом.
