"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Не стены Парижа! – орал на соседней лодье Бард, движениями секиры в одной руке, а меча в другой показывая, что стены франкской столицы были повыше, чем борта хеландий. – Прорвемся! Одину слава!

Сзади к хеландиям приближались скутары Ульвальда и Рагнвида: в первом ряду шли те, кто не просто мог называть себя викингами, но и гордился этим званием. Русский строй и греческий надвинулись один на другой и почти слились; мелкие русские лодьи шли мимо хеландий, как пчелы сквозь стадо туров, но пока противники не сближались, выбирая наиболее выгодное положение.

Каждый из греческих кораблей уже был почти окружен; отроки и гриди отчетливо видели высокие борта, весла, головы в шлемах поверх бортов, деревянные башни посреди корабля, мачты, паруса, надутые попутным для греков ветром. Ждали только знака, чтобы осыпать врага стрелами, сблизиться и лезть на борта, прицепившись к ним железными крючьями. Более высокий борт давал грекам преимущество, но хирдманы готовили крючья, чтобы закинуть на борта и карабкаться наверх.

Сошлись на перестрел. Ингвар поднял руку…

И тут на всех десяти хеландиях разом затрубили рога. Мощный рев разорвал шум морского ветра, а следом донесся боевой клич из тысяч глоток. Издалека он звучал как неразборчивый гул.

И тут же, будто принесенные этим кличем, на русские лодьи устремился поток стрел. Небольшого размера, они летели не из ручного лука, а из стреломета. Русы успели вскинуть щиты, и большинство стрел вонзилось в них. Те щиты, что гриди-телохранители держали перед князем, мигом стали похожи на ежей: из каждого теперь торчало не меньше десятка. Однако часть нашли жертву: у гребцов щиты висели на спине, но, плотно прижатые, при попадании давали плохую защиту. На каждой лодье по несколько человек выронили весло и рухнули, получив железный наконечник в спину или в плечо.

– Ждать! – крикнул Ингвар, видя, что гриди вскинули луки: с такого расстояния достать до греков они не смогли бы. – Навались!

Лодьи еще быстрее рванули навстречу врагу, стремясь поскорее сблизиться так, чтобы отвечать на стрельбу и, главное, подойти достаточно близко, чтобы стрельба стала почти бесполезной. При подавляющем преимуществе в числе русы имели твердую надежду подобраться к бортам вплотную, после чего грекам придется уже вручную отбиваться одному от пятерых.

На русский строй обрушился новый железный ливень: греки пускали стрелы со всех бортов, во все стороны, поражая гребцов и стрелков в окруживших их лодьях. Наконец русы ударили в ответ; крики боли донеслись уже с хеландий. Благодаря тихой погоде их было слышно, хотя ветер немного усилился, но их заглушил греческий боевой клич.

– Кирие элейсон! Кирие элейсон! [170] – уже мог разобрать Ингвар.

С высоты кормы он видел: там и здесь кто-то из его людей уже не гребет, а лежит, упав лицом вперед, со стрелой в спине или в плече, прибившей щит к телу, будто гвоздь. Кое-где голова мертвеца упиралась прямо в спину сидящему впереди; но уцелевшие продолжали налегать на весла, торопясь на сближение и не оглядываясь, не задумываясь, что такое жесткое толкает сзади…

Лодьи и хеландии продолжали сближаться.

– Хей! Хей! – надсаживались кормчие на каждой лодье, не давая гребцам сбиться.

Расстояние еще сократилось; стрелы десятками и сотнями летели с той и другой стороны, так густо, что иные сшибались в воздухе и сыпались в воду.

Пятьдесят шагов до ближайшего высокого борта… Сорок… Тридцать… Ингвар едва не задыхался от ярости; вдохнул как мог глубже, будто припадая к источнику норн, что вдруг забил в самой его душе.

– Оди-и-ин! – протяжно вскрикнул Ингвар и со всей силы метнул копье в ближайшую хеландию.

Не то копье с золоченым острием – это держал поблизости от него Хьёрт, оруженосец, – а другое, нарочно для того припасенное.

Копье полетело над волнами и рухнуло в воду – чтобы добросить до борта, было слишком далеко. Но главное не в этом – этим броском вражье войско все целиком отдается Одину. Гриди ответили дружным воплем, и вдруг…

С носа ближайшей хеландии вырвалась струя огня. Нечто вроде пылающего копья, одетого пышным вихрем дыма и пламени, промчалось над волнами, изогнулось вниз и пролилось прямо на княжескую лодью. Одновременно еще два таких же сорвались с бортов греческого судна, ударив огнем в лодьи, подходившие по сторонам.

И то же сделали все десять хеландий. Не сразу русы, ничего такого не ожидавшие, поняли, что произошло. Казалось, на них плеснуло огнем прямо с ясного неба, и вот уже на досках днища, на бортах, на щитах пляшет жаркое пламя, источая удушливый черный дым. Люди смотрели, не веря своим глазам.

Но просто смотреть им пришлось недолго. Часть огненных брызг попала на людей. Внезапно охваченные жаром, гребцы бросали весла, вскакивали на ноги, в ужасе и изумлении видя, как горит весло в руках, борт рядом, горит скамья, горит кольчуга или кожаная рубашка на спине и на плечах! Горит железо – то, что никак не может гореть!

Над лодьями взлетели крики изумления, ужаса, боли. Способные оглянуться видели, что пылают все лодьи вокруг, какие подошли к хеландиям на тридцать шагов и ближе. Люди побросали весла; лодьи, почти неуправляемые, остановили ход и закачались на волнах.

А с хеландий продолжали лететь стрелы, поражая растерянных, забывших о защите людей…

Ингвар едва успел заметить в воздухе над собой внезапную вспышку – и сразу оказался в плену огня. Его лодья и он сам – хорошо заметный с высокой палубы хеландии благодаря красному стягу с вороном, золоченому шлему и скоплению телохранителей – стали первой целью греческих сифонаторов. Опытный стрелок положил струю горючей жидкости почти точно на княжескую лодью; часть упала в воду и пылала теперь там, но по всей лодье от носа до кормы пролегла огненная дорожка. В пару мгновений она растеклась по смоленым доскам и стала целой рекой.

Вспыхнуло все: борта вокруг Ингвара, задний штевень, щиты телохранителей, прикрывших его. Видя огонь у себя в руках, гриди невольно отбрасывали их за борт, и щиты продолжали гореть на воде, плавая, как ужасные огненные цветы. Над лодьей и над водой за бортами поднимался черный дым, и сквозь него сам огонь казался каким-то особенно хищным и режущим. Дым набивался в легкие, слепил глаза, душил, мешал искать хоть какие-то пути к спасению. Сквозь треск пламени летели крики.

И едва Ингваровы гриди, кашляя, плохо видя от слез и задыхаясь, успели подхватить новые щиты из сложенного под скамьями запаса, как сифонаторы дали новый залп. Вновь пламенное копье пронзило небо над головой и пало жгучим дождем на лодьи.

На ближайших к хеландиям русских судах теперь пылало все – борта, днища, весла, скамьи. Упав на человека, брызги пламени растекались по спинам и плечам; дико, невероятно выглядели огненные венцы над верхушками шлемов, рвали воздух истошные вопли людей, чьи головы вдруг оказывались в раскаленном железе.

Перед началом всего этого лодья Эймунда обходила одну из хеландий справа. Эймунд сперва стоял под стягом, но потом, видя, как все ближе придвигается высокий борт, где в отверстиях равномерно поднимаются и опускаются длинные весла, прошел вперед, к мачте, и встал там. Захватывало дух от предчувствия первой в жизни настоящей битвы. На уме у него был незнакомый дядя, Олег Вещий – тот, по чьим следам они пришли сюда, чью славу надеялись если не превзойти, то хотя бы не уронить. В руке Эймунд сжимал сулицу, выжидая, пока расстояние позволит ее бросить. Трое телохранителей – Дыбуля, Небога и Овчар – стояли перед ним, сомкнув щиты, чтобы защитить вождя от стрел, готовые прикрывать его, когда он устремится вперед, на вражеский корабль. Бледные от мысли о предстоящем, они решительно сжимали челюсти, готовясь показать все, на что способны.

«Держись ближе ко мне, парень! – говорил ему Бард. – Я сделаю из тебя настоящего викинга! Я был такой же, как ты, когда пошел в свой первый поход, а ты королевского рода, значит, у тебя еще больше удачи! Я научу тебя очищать корабли и брать города! Как знать – может, пока я не встал под Одинов стяг, мы с тобой еще разок сходим на Париж!»