Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами - Усканга Майнеке Франсиско
Красная тетрадь
1932
Верхняя полка стеллажа прямо возле моего письменного стола – царство кирпично-красного цвета. Там выстроились в ряд семнадцать томов журнала Die Weltbühne, приобретенных у букиниста за пятьдесят евро. Но стоят они целого состояния. Первый том относится к 1918 году, он напечатан готическим шрифтом и довольно тонок: тогда все еще шла война. Далее журнал стал использовать современный шрифт, тома становились весомее, пока в 1924 году не достигли своей стандартной толщины: около двух тысяч страниц. Последний же том снова тонкий, в нем нет и четырехсот страниц. Это выпуск за 1933 год, когда журнал прекратил свое существование. Но не будем забегать вперед.
Die Weltbühne была самым читаемым и обсуждаемым журналом в «Романском кафе». По вторникам, когда выходила Die Weltbühne, он становился одной из главных тем разговоров. В этом нет ничего странного, если принять во внимание, что его авторы были «романистами»-завсегдатаями: Курт Тухольский, Альфред Польгар, Клабунд, Эльза Ласкер-Шюлер, Бертольт Брехт, Эгон Эрвин Киш, Валеска Герт, Эрих Кестнер, Вальтер Меринг, Габриэле Тергит, Эрих Мюзам, Эрнст Толлер, Альфред Дёблин, Антон Ку, Вальтер Беньямин, Эдён фон Хорват, Вальтер Газенклевер, Генрих Манн… Не одна статья из Die Weltbühne обсуждалась или была написана здесь. Наш офицальный хронист, Геза фон Чиффра, рассказывает, как однажды листал прессу в «Романском кафе», полупустом в тот утренний час, а за соседним столом сидел Курт Тухольский, смотрел на белый лист и посмеивался про себя.
– Ты пишешь про что-то очень смешное?
– Нет, про очень грустное, но я пишу про него смешно.
Статья называлась «Слегка нетрезвый пожилой мужчина». Ее главный герой, Антон, владелец зеленной лавки, рассказывал о своих походах на митинги различных партий в преддверии выборов сентября 1930 года. Из-за того, что на митингах бесплатно разливали пиво, он возвращается домой в подпитии, за что получал хорошую трепку от своей жены Эльфриды; однако он достаточно трезв, чтобы сделать вывод: Германии нужен «кто-то вроде Макса Шмелинга» (чемпиона мира по боксу тех лет).
Значительная часть шарма этой статьи заключается в том, что написана она на берлинском диалекте, на котором «Геббельс» пишется не с длинными гласными, как на рейнском диалекте Goeeeebbels, а Joebbels, с коротким русским «э». Однако настоящей целью Тухольского, который, по своему обыкновению, прибегнул к смеху сквозь слезы, было наглядно показать бессилие демократических партий перед натиском нацистов, а также желание многих, подобных герою заметки, чтобы ими управляла «сильная рука».
У Тухольского сложились непростые отношения со страной, в которой он родился. К тому же он чувствовал, что жил не в ту эпоху. Свои чувства он описал в стихотворении «Перемещенные лица».
Думаю, они ошиблись, приведя нас в этот мир,
Как местом, так и временем;
Они оставили нас растерянными, огорошенными,
Проклинающими свое одиночество.
Теми, кто ошибся, были берлинский банкир еврейского происхождения Алекс Тухольский и его кузина и жена Дорис. Место и время оказались виноваты в том, что их сына призвали в армию в апреле 1915 года, сделав вынужденным участником Первой мировой войны. Тухольский один из немногих не заразился ура-патриотизмом, в отличие от ряда своих литературных коллег. По его собственному признанию, он смог пережить войну, делая «все возможное, чтобы не стрелять – и чтобы не стреляли в меня». Для этого он сначала служил в снабжении в Вердене (там же, где мой прадед? – еще один вопрос, который у меня не было возможности задать), затем в качестве штабного писаря и, позже, в качестве редактора военного журнала Der Flieger.
После заключения мира Тухольский вернулся в Берлин, чтобы посвятить себя литературе и наслаждаться жизнью – двум своим любимым занятиям. Он посещал модные заведения, театры и прежде всего кабаре. Женившись на Эльзе Вайль, работавшей врачом, он, будучи верным нестрогой морали тех лет, имел несчетное количество интрижек. В конце концов его жена потеряла терпение: «Когда дошло до того, что приходилось перелезать через тела его любовниц, чтобы добраться до своей кровати, я решила развестись». Одна из таких любовниц, журналистка Лиза Маттиас, подтвердила эту сторону личности Тухольского, написав в своих мемуарах, что Курт был «эротоманом, неспособным к отношениям». Эротоманом низкого роста, пухлым, обаятельным и крайне остроумным. Кроме того, как и Брехт, он писал великолепные баллады и талантливейшие куплеты, что придавало ему особой привлекательности в глазах ведущих актрис и певиц того времени.
Однако написание восхитительных песен составляло только фрагмент личности Тухольского. В действительности большая часть написанного ему быстро приедалась. У него было обостренное чувство политической совестливости. Основанный в 1905 году журнал Die Weltbühne («Мировая сцена») сначала носил название Die Schaubühne («Театральная сцена») и был посвящен прежде всего театральной критике. Именно Тухольский убедил его издателя, Зигфрида Якобсона, публиковать материалы на широкий круг тем, и с 1918 года журнал стал выходить под новым названием. В нем стали печататься также статьи о политике, экономике, обществе и культуре в целом. Якобсон выполнял роль издателя, «мозга» организации, однако душой журнала стал Тухольский. Он придал изданию боевой характер, не теряя в литературном качестве: это навсегда стало отличительной чертой Die Weltbühne. В статье от 13 марта 1919 года Курт напечатал свой девиз: «Мы хотим бороться за любовь и против ненависти».
Тухольский писал в каждый номер по два-три материала. Для маскировки подобной продуктивности он использовал четыре псевдонима: Каспар Хаузер, Петер Пантер, Игнац Вробель и Теобальд Тигер. Под последним он в том числе писал стихи, которые называл тенденциозными стихами. Пример мы цитировали чуть выше: стихотворение «Перемещенные лица», опубликованное 12 июня 1924 года, как раз тогда, когда он оставил в прошлом унизительную работу в банке и вернулся к писательству и журналистике на полную ставку.
Тем же летом 1924 года Тухольский подписал контракт на должность парижского корреспондента. Оказавшись во Франции, он первым делом поехал в Верден, чтобы спустя восемь лет вновь посетить то место, на котором состоялось знаменитое сражение; битва, которая, после десяти месяцев борьбы, завершилась без победителя, оставив после себя триста тысяч погибших. В результате поездки на свет появилась статья «После Вердена», опубликованная в Die Weltbühne 7 августа 1924 года. Она представляла собой не просто резкую антивоенную речь, но и сведение счетов с прессой за ту роль, которую она сыграла во время войны и после нее. Сегодня статья все также производит сильное впечатление:
Существует ли сегодня газета, способная признать: «Мы ошибались, мы дали себя обмануть»? Хотя бы это? Неужели не найдется ни одной газеты, которая осмелилась бы втолковать своим читателям, что представляет собой истинное лицо войны, как она год за годом вдалбливала им на своих страницах отвратительный энтузиазм в отношении преступления? «Мы не могли рисковать, что газету закроют!». А потом? Когда уже не было цензоров? Что вы тогда не могли? Вы когда-нибудь потом показывали всю правду, хотя бы раз, голую, отвратительную и кровавую правду? Газеты хотят новостей, новости – это все, чего хотят они все. Никому не нужна правда.
Но более всего впечатляет финальное предупреждение:
На фоне хмурого неба поднимается гигантская фигура, стройный долговязый офицер, невероятно длинноногий: элегантная фигура, в одном глазу монокль. Он смеется. И кудахчет дурным голосом, голосом, который ругал пол-Германии во дворах казарм и который до сих пор пугает полмира: «Еще раз! Еще раз! Еще раз!»
