Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами - Усканга Майнеке Франсиско
Однажды утром в начале 1923 года Тергит надела длинную юбку, собрала волосы и отправилась по Турмштрассе в направлении уголовного суда Берлин-Моабит. Суд располагался в монументальном здании в стиле необарокко, с огромным вестибюлем и бесконечной лестницей, ведущей на верхние этажи. Там, вдоль длинных коридоров, располагались кабинеты и залы, где работало более девятисот служащих.
Смущенная обстановкой, Тергит поднялась по огромной лестнице и робко открыла дверь одного из залов: она тотчас заметила, как поднялись брови судьи, адвоката и обвиняемых («мужская обитель», – напишет она позже). Она немного испугалась и решила не доставать блокнот, чтобы не привлекать внимания. Вернувшись домой, Тергит по памяти написала свою первую хронику из зала суда; ей удалось опубликовать ее в Berliner Börsen-Courier. Газета заказала новые публикации, и Тергит вернулась в «мужскую обитель», на этот раз уже с блокнотом в руках.
Начинающая журналистка привлекла внимание Теодора Вольфа, директора Berliner Tageblatt, который предложил ей место судебного репортера в издании: пятьсот марок в месяц за девять хроник. Работа подразумевала большую занятость, но и хорошо оплачивалась. По правде сказать, предложение было великолепным.
Хроники, написанные Тергит в те годы, стали сенсацией, и это притом что журналистка избегала эффектных случаев и всяческой скандальности. Она предпочитала заниматься мелкими преступлениями, совершенными карманниками, бродягами, проститутками и прислугой. Тергит не только старалась прояснять мотивы совершенного – в большинстве случаев это были голод и нищета – но и понять психологию преступников, в которых она видела жертв. Тергит не переставала поднимать голос против жестокости и бесчеловечности правосудия, в особенности против того самого закона об абортах, который мы уже знаем по плакату Кете Кольвиц. На основе того, что она видела и слышала в зале суда, Тергит воссоздавала короткие истории простых людей, читавшиеся словно полицейские протоколы, в которые добавили эмоций. Ее статьи были пропитаны гуманизмом; авторский стиль был прямолинейным и близким людям. У Тергит был талант создавать броские фразы: «Топор говорит о страсти и жестокости; для револьвера достаточно грусти»; «Женщина, которая убивает, ненавидит; мужчина, который убивает, любит»; «На месте преступления оказывается индивид; в процессе – отражается весь мир».
В конце 1920-х годов Габриэле Тергит стала одним из самых известных журналистов Германии. Она продолжала публиковать статьи о преступлениях – теперь еще и в журнале Die Weltbühne, однако писала все больше очерков, отчетов о путешествиях и общественных хроник, которые печатались в рубрике Existencias berlinesas («Берлинская жизнь»). Тергит документировала контрасты Веймарской республики – как ее нелицеприятные, так и гламурные стороны. В материалах отражалась вся суть эпохи. Таким же был ее замысел, когда летом 1930 года, во время отпуска на Балтийском море, она начала писать роман «Кезебир покоряет Курфюрстендамм».
Книга рассказывает о восхождении к славе и последующем закате звезды исполнителя популярных шлягеров. Бойкий журналист «открывает» в «пивном саду» пригорода Берлина Георга Кезебира (фамилия, в которой соединились два испанских слова queso («сыр») и cerveza («пиво»), отсылающая к знаменитому немецкому разбойнику XVIII века). Благодаря идеально организованной рекламной кампании и финансовой помощи строительного магната Кезебир в один день становится звездой. Вокруг него создается самая настоящая индустрия мерчендайзинга – с сигаретами и куклами Кезебир; доходит до того, что на бульваре Ку’дамм планируется открытие театра Кезебира, специально для его выступлений. В конце концов, в результате экономического кризиса, а также разногласий между покровителями, все разваливается. Кезебир, превратившись в несчастную марионетку с лишним весом, возвращается в печальные декорации берлинских пригородов.
В своей книге воспоминаний Etwas Seltenes überhaupt («Нечто действительно странное»), опубликованной в 1983 году, Тергит пишет, что в своем романе хотела рассмотреть в юмористическом ключе механизмы массовой культуры, которые в те годы начали доминировать в индустрии. Главной целью было развенчание рекламных и пропагандистских манипуляций. Далее она добавляет, что держала в уме Йозефа Геббельса, человека, добившегося наибольшего совершенства – порочного идеала – в этой области.
На самом деле Геббельсу роман мог бы понравиться; не зря же он высмеивал буржуазию и интеллигенцию, просиживающих в «пучине порока». Однако этому мешал один момент: личность автора. На следующий день после того, как в прессе в целях рекламной кампании книги появилась фотография Тергит, Геббельс написал в Der Angriff: «Мы уже знакомы с этой жалкой еврейкой».
«Жалкая еврейка» начала работать на Berliner Tageblatt за несколько месяцев до того, как Геббельс отправил туда оставшееся неотвеченным заявление о принятии на работу. В своих статьях она не только не раз заявляла о пристрастности правосудия, безжалостного к коммунистам и снисходительного к крайне правым, но и предупреждала о возрастающей опасности, исходящей, как она предполагала, от «коричневой волны». В одной из статей Тергит писала:
Речь уже не идет о разрозненных действиях отдельных людей, об извечных человеческих страстях, о наследстве, о любовнице, о ребенке; речь идет о самом происходящем: это эпоха, которую слышишь на скамье подсудимых. Огромная и невидимая, перед судьей разворачивается свастика.
К этому необходимо добавить, что Тергит представляла собой тот тип женщины, к которому Геббельс испытывал отвращение. Его взаимоотношения с женщинами были, скажем так, неоднозначными. Внешность – низкий рост, чрезмерная худоба и вдобавок хромота – не служили ему подспорьем. Однако Геббельс умел соблазнять, обладал чувством юмора и – если не визжал с трибуны – слащавым голосом.
Разойдясь с Эльзой Янке, Геббельс пережил в Берлине множество романов: по мере того как он поднимался по партийной лестнице, у него появлялось все больше поклонниц среди женского пола, многие – с косами и в тирольском наряде. Геббельс источал эротическую притягательность власти, и искушений вокруг было много (одно из них – уже знакомая нам Ольга Фёрстер-Прове). Кроме того, Геббельс был рабом своих инстинктов: «Мой эрос болен, – откровенничал он в дневнике, – меня возбуждают все женщины, до того, что кровь начинает бурлить в венах. Я преследую их, словно оголодавший волк».
Геббельс оставил нам описание своего женского идеала в романе «Михаэль. Германская судьба в дневниковых листках», который начал писать в юные годы и который, получив должность гауляйтера, опубликовал в официальном издательстве НСДАП, Franz-Eher-Verlag. Книга представляет собой полуавтобиографический роман с элементами вымысла, в котором автор описывает зарождение своих идеологических взглядов и некоторые из своих убеждений, например, в отношении того, что он уважает в женщинах.
В начале книги, когда главный герой и alter ego Геббельса отправляется учиться в Гейдельберг, он влюбляется в девушку по имени Герта: «Удивительная женщина, скромная и молчаливая, с пшеничными волосами». Однако Михаэля приводит в негодование тот факт, что Герта учится. Он считает, что это возмутительно:
Предназначение женщины – быть красивой и приводить в мир детей. Это совсем не так примитивно или устарело, как может прозвучать. Птичьи самки прихорашиваются ради самца и откладывают ради него яйца. В ответ самец добывает пропитание и прогоняет врагов.
Когда Герта упрекает его в консерватизме, Михаэль отвечает:
Консерватизм? Это клише. Я ненавижу женщин, которые громко разговаривают, которые вмешиваются во все вокруг, не разбираясь в вопросе. Забывая при этом о своих настоящих обязанностях: о воспитании детей. Если «современное» означает «неестественное», если речь идет о подрыве традиций, разложении морали и постоянном упадке, – тогда да, я сознательный консерватор.
