Дневник шпиона - Смирнов Николай Николаевич

Глядя на эту картину, я вспомнил фиалки, которые ровно год назад княгиня подарила мне. У меня неожиданно сорвалось:

— А знаете, княгиня, я прочел вашу записку уже в степи, через пять дней после ухода из Севастополя…

Я сказал это и сейчас же смешался. Но с другой стороны, надо же было когда-нибудь напомнить о записке. Нельзя предавать полному забвению то, что было.

Княгиня смутилась. Довольно-таки растерянно она сказала:

— Значит, записка не пропала? А ведь я думала, что вы так и не прочли ее. Что же мне теперь делать?

Она отвернулась. Потом быстро шепнула мне по-русски:

— На нас смотрят молодая дама и старик.

Я оглянулся. Это был полковник Мальмер и Мабель. Полковник сейчас же бодрым шагом подошел к нам и начал расспрашивать:

— Куда это вы пропали, Кент? Я вас не видел ровно год. Впрочем, кажется, вы были в Крыму?

Я познакомил полковника с княгиней и подошел к Мабель. Она сказала мне как ни в чем не бывало:

— Я слышала, что вы были у Врангеля. Как я рада, что вас разгромили. Нельзя же, господа, вечно лезть куда вас не спрашивают. Познакомьте меня с вашей дамой.

И разговор начался.

Из литературных источников я знаю, что английская любовь, не в пример испанской, прогрессирует медленно, тянется годами, сама выискивает себе препятствия, но неизменно кончается браком. В свое время я без особой серьезности отнесся к разрыву с мисс Мальмер. Мне всегда казалось, что она от меня не уйдет. Правда, те же литературные источники никогда не строили пары, подобной нашей. Она — член Рабочей партии, он — агент Интеллидженс Сервис. Это было слишком рискованно даже для Честертона. Но я находил смягчающее обстоятельство для такой комбинации. Женщина не имеет права ставить в минус жениху то, что она прощает отцу. Хотя, конечно, мисс Мальмер, может быть, и не догадывалась, чем именно занимается ее батюшка.

Тон Мабель был вполне добродушным, — за год, очевидно, острота положения сгладилась. Полковник, который делал вид, что ничего не знает о нашей размолвке, взял с меня слово, что я приду к ним в ближайший четверг. Мабель не возражала против этого, и таким образом внешне мир был восстановлен. Мы все вместе еще раз прошлись по залам, критикуя картины.

Во время этого хождения полковник положительно прилип к Долгорукой. Своими вопросами он ставил ее в тупик, я это слышал, разговаривая с Мабель. Чтобы вывести княгиню из тяжелого положения, я постарался объединить нашу компанию, что не укрылось от глаз Мабель. Судя по всему, Долгорукая ей не понравилась.

У подъезда мы разошлись в разные стороны. Прощаясь, Мабель посмотрела на меня печально и длительно. Но ничего не сказала.

Мы сели с княгиней в автомобиль, она долго молчала. Наконец, повторила слова, произнесенные час тому назад:

— А ведь я думала, что записка не попала к вам в руки. Что же мне теперь делать?

— Разве это имеет такое значение? — спросил я. — Если прикажете, я могу забыть о существовании этой записки.

— Нет, — ответила Долгорукая. — Это не так важно. Мое отношение к вам осталось прежним. Вы самый лучший человек, какого мне пришлось встретить за всю жизнь. Но здесь в Лондоне мне хотелось бы немного исправиться. Впрочем, я на этом не настаиваю. Мистер Кейт, можете вы мне ответить на один смешной вопрос: ваше сердце свободно?

— Как будто бы да.

— Слава богу!

И княгиня перекрестилась. Мне показалось это смешным, уж очень непохожим на то, что я привык видеть. Но она сказала:

— Не смейтесь надо мной. После революции я начала верить в бога. Он всегда помогает мне в трудные минуты…

И она тут же без церемоний обняла меня, так что я принужден был свободной рукой опустить занавеску.

Конечно, русские отстали в технике, но в любви они идут впереди англичан. Я видел княгиню всего только седьмой раз в жизни, хотя эти семь раз пришлись на год времени. То, что произошло между нами в автомобиле, было разыграно по всем правилам любви.

У подъезда княгиня просила меня зайти к ним. Я не отказался. Когда мы вошли, Долгорукий раскладывал какой-то замысловатый пасьянс. Увидя меня, он закричал радостно:

— Что нового, Кент?

Княгиня хотела было рассказать про выставку, но я перебил ее:

— У меня есть для вас большая новость, князь. Хотите вы ехать в Париж?

— Конечно, хочу. В чем дело?

И он смешал карты.

— Мне нужно выяснить срочно и тайно, в Париже ли лейтенант Руж, которого вы знаете?

Конечно, это было первое, что пришло мне в голову.

— Когда выезжать?

— Сегодня.

Долгорукий выехал в восемь часов вечера. А в девять я пришел к княгине, чтобы поговорить с ней о записке, о Крыме и прочем. Она широко открыла навстречу мне свои объятия и сказала искренне:

— Честное слово, за этим только я и приехала в Лондон…

10 апреля. За эту неделю не произошло событий, которые надо записывать в дневник. Впрочем, в четверг в пять я был у мисс Мальмер. Она встретила меня официально. Было несколько членов Рабочей партии. Полковник мне надоел, расспрашивая про княгиню.

11 апреля. Долгорукий все еще в Париже. Я каждый день вижусь с его женой. Сегодня она сказала мне:

— Я получила письмо от мужа. Он должен вернуться послезавтра.

— Вас это печалит?

— Конечно, мой милый. Эта неделя прошла слишком быстро.

— Тогда ни о чем не беспокойтесь. Он не вернется так скоро.

12 апреля. Пришла телеграмма, что Долгорукий арестован французской полицией. Сказал, что его продержат не меньше недели.

22 апреля. Долгорукий вернулся в Лондон. Много рассказывает. Его арестовали французские сыщики на вокзале, когда он уже садился в поезд. Было много комических сцен. Князь нисколько не испугался. Его терзала только одна мысль, что его вышлют в Россию. Он благодарил меня за содействие, которое я оказал ему: письмо из Скотленд-Ярда его выручило.

Поручение, данное ему, он выполнил блестяще. Именно: ему удалось установить точно, что лейтенанта Ружа в Париже нет.

Я отдыхаю. Привел в порядок свой дневник, заполнив пробел, образовавшийся за время путешествия в Россию. Кончил читать "Таймс". Что же? Может быть, правительство поступило правильно, приняв русскую делегацию? Посмотрим, к чему приведет новая политика. О России пишут, что там разрешена свобода частного оборота, и отряды на дорогах сняты. Если это результат деятельности Ллойд Джорджа, то старик — молодец!

30 апреля. Сегодня меня вызвали телефонным звонком в канцелярию Интеллидженс Сервис. Там я прождал с полчаса, прежде чем меня проводили в кабинет начальника службы.

Начальника я видел в первый раз. Он моложав, но внешность его далеко не импозантна. Впалая грудь, синяки под глазами. Подстриженные усы торчат, как щеточка для чистки пишущей машины. Сзади него медленно вращается стальной цилиндрический шкаф с самыми секретными документами.

Начальник пригласил меня сесть и заговорил о моей отставке. Я подтвердил мое желание больше не служить. Щека у него задергалась, он вдруг поднялся, как бы намереваясь ударить меня по лицу. Я тоже поднялся. Он сел. Я тоже сел.

— О вашей отставке не может быть и речи, капитан, — сказал он резко. — И вы сами понимаете почему. Будем считать, что разговор на эту тему кончен.

Он сказал это резко, как будто все-таки ударил меня по лицу. Не делая никакой паузы, он продолжал:

— Я вас вызвал сюда затем, чтобы извиниться. Вам предоставлен двухмесячный отпуск. Но его придется прервать. Для вас есть дело.

— Какое именно?

— На этот раз по внутренней разведке.

— Но я никогда не работал по внутренней. Я офицер и знаю только военное дело.

— Это не имеет значения. Нам нужен знающий русский язык. Мы рассчитываем на то, что вы справитесь с этим делом. Вам придется спутешествоватъ в Шеффильд. Вам дадут адрес завода моторов и танков. Вы должны будете войти в тамошнюю коммунистическую группу, конечно, приняв вид рабочего. Войдя в группу, должны выяснить местопребывание и намерения некоего мистера Георга Броуна, приехавшего в Англию по мексиканскому паспорту. Нам известно, что он связался с шеффильдскими коммунистами. Все говорит за то, что он чрезвычайно ловкий агент Коминтерна. Мало того, я не сомневаюсь, что он русский. Это надо тоже установить. А потом мы его арестуем. Поняли?