Луи Жаколио - Покоритель джунглей
Услышав выстрелы, Ауджали внезапно остановился, начал втягивать воздух хоботом и загудел, словно кузнечные мехи. Уши его, как два веера, ходили туда-сюда, мерно ударяя его по лбу, а умные глазки вопросительно уставились в пространство.
— Можно подумать, что он тоже узнал карабин хозяина, — промолвил Барнетт, заинтригованный поведением животного. — Вообще-то меня бы это не удивило. Нет ничего особенного в том, что, привыкнув к звуку, который так непохож на все остальные, слон стал различать его. Он способен на вещи куда более поразительные.
Через несколько минут, не слыша больше выстрелов, они снова тронулись в путь. Будучи опытным охотником и военным, Боб определил, что выстрелы были произведены на расстоянии двух — двух с половиной миль, то есть примерно трех-четырех километров.
Он уже увидел болота, со всех сторон окружавшие озеро, когда вновь прозвучали выстрелы, пять-шесть раз подряд, с интервалом в одну минуту. Теперь Барнетт находился к стрелявшему ближе, и сомнений больше не было — то был карабин Сердара. Любопытство Боба было живейшим образом возбуждено.
— Так-так! По-моему, дело пахнет дракой, во время охоты выстрелы не сыплются так часто. Неужто хотели обойтись без Боба Барнетта? О нет, этого я не допущу! Или я уже никуда не гожусь? Вам нужен землемер, чтобы искать проход в горах, — это дело не мое, и Барнетт готов остаться на кухне, но не предупредить меня, когда готовится заваруха, это значит пренебречь всеми приличиями, и мы посмотрим… А ну, мой храбрый Ауджали, вперед!
По-прежнему раздававшиеся выстрелы какое-то время служили им ориентиром, потом вдруг все смолкло, и Барнетт вынужден был идти наугад. Дорога, которая и без того была трудна, вскоре из-за болот стала непроходима. Это уже были не просто грязные лужи, преграждавшие путь и заставлявшие идти в обход, но длинная, беспрерывная вереница лагун, сообщавшихся с озером, в которых воды было по пояс. Подобные переходы были изнурительны, так как Боб нес на вытянутых руках патроны и карабин. Он уже подумывал, не забраться ли ему на шею Ауджали, несмотря на непреодолимое отвращение, которое он испытывал к этому способу передвижения, как раздался последний выстрел, прозвучавший совсем близко. И прежде чем Барнетт успел осуществить свое намерение, слон издал крик, в котором смешались тревога и радость, и ринулся вперед, позабыв о Бобе, который, увязнув по пояс в грязи, не знал, что ему делать — идти вперед или податься назад.
— Ауджали! Ауджали! Вернись! — кричал бедняга. — Ах, мерзавец, ну смотри у меня…
Но Ауджали, не внемля его мольбам, мчался вперед, вздымая вокруг фонтаны воды. Слон очень любил Барнетта, всегда припасавшего для него всевозможные лакомства, но раз уж благодарность не смогла удержать его, то еще меньше значили для Ауджали угрозы.
Какие не слышные для других звуки сумел уловить слон, отличающийся самым тонким слухом среди всех животных? Какие неуловимые токи взволновали его настолько, что он сделался глух к призывам Боба и бросил его в ситуации столь же опасной, сколь и комической? Ибо метрах в пятистах огромный крокодил, спокойно плавающий на поверхности озера, тут же нырнул, завидев Ауджали, но вскоре появился вновь неподалеку от янки… Барнетт должен был добраться до земли раньше, чем его заметит хищник, иначе Бобу было несдобровать.
Дело в том, что Ауджали благодаря совершенству своего слуха, о котором мы и понятия не имеем, прекрасно знал, куда он идет. Он шел туда, куда его звал долг, благородное животное спешило на помощь хозяину, попавшему в беду, и ничто на свете не могло остановить его порыв.
Казалось, что рукав Калоо помешает слону двигаться дальше. В два счета он пересек его вплавь и оказался на суше. Он бросился вперед и через пять минут был уже в той части джунглей, которая не так сильно поросла кустарником. Он заметил двух индусов, которые бросились бежать при его появлении, выказывая при этом отчаянный страх.
Это были Кишнайя и Веллаен, которые продолжали наблюдать за агонией своей жертвы и, приняв Ауджали за дикого слона, поспешили спастись бегством от его ярости.
Почти мгновенно слон остановился, на него плыли волны запахов. Он понял, что хозяин недалеко, и, ведомый своим безупречным обонянием, направился прямо к яме. Два эти чувства — обоняние и слух — так развиты у этого животного, что в Индии проводились поразительные опыты, которым можно поверить с трудом, если бы их истинность не удостоверяли самые серьезные авторитеты.
Находясь в двух-трех лье от того места, где прячется его хозяин, о присутствии которого ему, разумеется, неизвестно, слон, при условии, что ветер дует в его сторону, направляется прямо к нему. На большом расстоянии он слышит малейший шум и может различить, откуда он исходит. Добравшись до места, где Сердар находился уже пять или шесть часов, испытывая неслыханные муки, Ауджали сразу понял, что хозяин здесь. Приблизившись к яме, он разразился всеми криками, которые имелись у него в запасе, выражая различную степень нежности, удивления и гнева.
Но к чувству удовлетворения, которое он хотел выразить, примешивался гнев. В то время как обоняние указывало ему на присутствие хозяина, запах кобр приводил его в состояние сильного раздражения.
Давно придя в себя после обморока, Сердар, который начал терять всякую надежду, услышав голос слона, не смог сдержать ликующий крик, хотя и рисковал при этом раздразнить кобр. То был крик безумной, неистовой, сумасшедшей радости. Он крикнул во все горло, как могут кричать люди, которые, увидев смерть так близко, что уже распрощались с жизнью, вдруг вновь обретают надежду, потерянную, казалось бы, безвозвратно.
— Ауджали! Ауджали! Мой милый Ауджали! — призывал несчастный.
И слон продолжал глухо ворчать, одновременно выражая радость от свидания с хозяином.
— Кто с тобой, мой храбрый Ауджали? — спросил Сердар и позвал по очереди Барнетта, Нариндру и двух других индусов.
В этот момент слон резко схватил крышку из веток, покрывавшую ловушку, и отбросил ее назад. Поток света мгновенно залил яму, и Сердар, увидев одного Ауджали, догадался, почему на его призывы никто не отозвался. Сердце его сжалось, он понял, что спасение, которое было бы непросто и в присутствии кого-то из его друзей, становилось невозможным, если в нем принимал участие один только слон.
Самое главное было не позволить слону допустить какую-нибудь оплошность, так как вид змей привел Ауджали в состояние сильнейшего гнева. Слону нечего бояться укусов кобры, толщина кожи надежно защищает его от яда, но даже самая маленькая рептилия приводит его в ярость.
