Бернард Корнуэлл - Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник)
– Пора! – выкрикнул Томас, и стрелы полетели.
Ги не предвидел этого, но был наготове. В заднем ряду наступавших он поставил человека по имени Фальк, нормандца, который был верен, как пес, и свиреп, как орел.
– Сдержи их, Фальк! – крикнул Вексий. – Передний ряд, за мной!
Отскочившая от его лат стрела ранила человека, шедшего позади, двое из первого ряда зашатались под стрелами, пробившими кольчуги, но остальные устремились за Ги, который, вновь сомкнув стену павез, двинулся к бреши в конце баррикады.
Людям сэра Гийома следовало бы отступить, но они увязли в схватке. Захваченные возбуждением и ужасом ближнего боя, они парировали удары своими щитами, стараясь найти щели во вражеских доспехах. Ги, не обращая на фланговый бой внимания, прикрываясь павезой, прорвался в проем баррикады и атаковал лестницу. Пятеро бойцов шли с ним, остальные обрушились на немногочисленных людей сэра Гийома, оказавшихся теперь в явном меньшинстве. Все внимание лучников было приковано к шестерым противникам, поднимавшимся по ступенькам, однако тяжелые щиты надежно укрывали наступавших от стрел. А потом стрелы полетели в самих лучников: никем в суматохе не замеченные арбалетчики появились из проема ворот и дружно разрядили свое оружие. Трое англичан полегли мгновенно, а в руках одного оказался сломанный, перебитый арбалетной стрелой лук.
– С нами Бог! – выкрикнул в очередной раз Ги и, отбросив павезу, устремился вверх.
– Назад! – крикнул Томас. – Назад!
Внутри, на винтовой лестнице, на случай прорыва врага дожидались трое ратников, но сперва нужно было пропустить в башню новых лучников. Ускользнуть удалось не всем. Одного Ги подсек мечом по ногам, а когда тот упал, вонзил свой длинный клинок ему в пах. Воин завопил, кровь каскадом полилась вниз по ступенькам. Томас сделал выпад луком в грудь Ги, заставив его отпрянуть, но тут Сэм схватил Томаса и затащил в дверной проем. Они устремились по изгибавшейся направо лестнице, пока не поравнялись с тремя дожидавшимися выше ратниками.
– Мы задержим их, – сказал Томас этим троим. – А ты, Сэм, наверх! Быстрее!
Томас остался на лестнице. Сэм и остальные семеро лучников знали, что им делать, когда они доберутся до вершины башни, тогда как для Томаса самым важным было остановить людей Ги, поднимавшихся по ступенькам к первому залу. Атакующим приходилось двигаться, постоянно поворачивая направо, и это ограничивало возможность действовать правой, державшей меч рукой. В этом смысле люди Томаса имели бо́льшую свободу в использовании своего оружия, однако один из первых среди бойцов Ги, орудовавший насаженной на короткую рукоять секирой с широким лезвием, оказался левшой. Рванувшись вперед, он всадил топор в ногу преграждавшего ему путь ратника, и тот рухнул, загремев мечом, щитом и доспехами. Топор обрушился снова, раздался краткий пронзительный крик, потом Томас выпустил стрелу на расстоянии трех шагов, и левша повалился навзничь со стрелой в горле. За ней, задев изгиб стены, последовала стрела из арбалета. Томас увидел, что Женевьева собрала четыре самострела разбойников и, разрядив первый, уже подняла второй, выбирая очередную мишень.
Сэр Гийом между тем оказался в отчаянном положении. Нападавшие имели численное превосходство, а он был загнан в угол и не имел возможности отступить. Оставалось лишь сомкнуть щиты перед навозной кучей, перегородив пространство между образующими угол стенами, чтобы не дать неприятелю зайти с флангов. Едва это было сделано, люди Ги налетели на его маленький отряд, и щиты приняли на себя удары мечей и топоров. Люди сэра Гийома пытались оттеснить врагов щитами и делали мечами выпады, целя в живот или грудь, но один из противников, могучий детина с изображением быка на тунике, орудовал тяжелой булавой. Он молотил этим насаженным на прочную рукоятку железным шаром, пока щит англичанина не обратился в ивовые щепки, удерживаемые вместе лишь кожаным покрытием, а у державшего щит было раздроблено предплечье. Правда, тот попытался ударить сломанным щитом в лицо атакующего, но другой француз вонзил в его живот меч, и он упал на колени. Между тем сэр Гийом, увернувшись от булавы, перехватил ее и рванул на себя. Француз, не удержав равновесия, налетел на сэра Гийома, и рыцарь, не имея возможности отвести меч, чтобы сделать выпад, ткнул недруга в глаз крестовиной эфеса. Но вражеского бойца не остановило и это: с выбитым глазом, с окровавленным лицом, он рвался вперед. За ним ломились еще двое, норовя разорвать короткую линию англичан и перебить их по одному. Раненого английского ратника, упавшего на колени, молотили сразу двумя мечами, а когда он подался вперед и его вырвало, один из французов нанес ему удар в щель между шлемом и спинными латами, перерубив шейные позвонки. Боец с булавой, хоть и лишившийся глаза, еще не был повержен и упал лишь после того, как сэр Гийом вонзил свой меч ему в грудь, пробив кольчугу. В следующий миг другой француз мощным выпадом нанес удар в грудь самому сэру Гийому, и тот отлетел назад, на кучу навоза.
– Они покойники! – заорал Фальк. – Им конец!
И в этот миг в спины ратников Фалька с башни полетели стрелы.
Тем, кто был защищен латами, стрелы, попавшие не под прямым углом, не причинили вреда, соскальзывая с гладкой металлической поверхности, но кольчуги и кожу острые тонкие наконечники прошивали насквозь, так что в одно мгновение четверо нападавших оказались убитыми, а еще трое ранеными. Лучники обратили свои луки против арбалетчиков в воротах.
Сэр Гийом, как оказалось не раненый, а лишь сбитый с ног, ухитрился встать. Его щит был расколот, и он отбросил его, но тут раненый боец с быком на тунике приподнялся на колени и обхватил нормандца за пояс, силясь повалить снова. Сэр Гийом, держа меч обеими руками, обрушил тяжелую головку эфеса на шлем противника, однако тот и падая увлек его за собой. Нормандец, гремя доспехами, упал и выронил меч, в то время как здоровенный враг попытался вцепиться ему в горло и задушить. Левой рукой сэр Гийом шарил по вражескому нагруднику, нащупывая его нижний край, а правой вытащил из ножен кинжал. Удар пришелся как раз под стальную пластину, располосовав живот и выпустив внутренности. Злобное, лоснящееся от пота и крови лицо врага исказилось болью: он зарычал и оскалился.
С башни в людей Фалька летели новые стрелы.
– Сюда! – громко позвал Ги Вексий, появившись в дверном проеме над крыльцом. – Фальк, сюда! Оставь их! Сюда!
Фальк ревущим, как труба, голосом повторил приказ. Насколько он мог видеть оборонявшихся в углу внутреннего двора защитников замка, осталось в живых только трое, но пытаться добить их означало рисковать тем, что лучники с башни перестреляют всех его людей. Из бедра у Фалька торчала стрела, но он, не чувствуя боли, взбежал по ступеням и ввалился в дверной проем, где уже мог не опасаться стрел. Теперь у Ги осталось пятнадцать человек. Прочие были мертвы или лежали раненые во дворе. Один боец, уже пораженный двумя стрелами, пытался ползти по ступенькам, но еще две стрелы вонзились ему в спину, отбросив его назад. Он дернулся, и рот его открывался и закрывался в спазмах, пока последняя стрела не перебила ему позвоночник. Лучник, которого Ги не заметил раньше, ибо он лежал на соломенной подстилке, с трудом проделал несколько шагов через двор и ножом перерезал раненому ратнику горло, но выпущенная из проема ворот арбалетная стрела тут же поразила и его, бросив на тело жертвы. Лучника вырвало, он несколько раз дернулся и затих. Сэр Гийом был в отчаянном положении. Мало того что оставшихся у него двоих человек было явно мало, чтобы прорваться к двери на помощь своим, да и сам он получил кровоточащую рану, как вдобавок на него еще вдруг навалилась слабость. Приступ рвоты вывернул ему желудок, голова закружилась, и его повело так, что он едва устоял на ногах, привалившись к стене. Джон Фэрклот, с пробитым животом, истекая кровью, умирал на куче навоза. Сэр Гийом хотел сказать умирающему англичанину хоть что-нибудь утешительное, но на него накатила волна тошноты. Его снова вырвало, а доспехи вдруг словно потяжелели. У него почему-то осталось одно-единственное желание – лечь и не двигаться.
