Александр Дюма - Сан-Феличе. Книга первая
Кроме того, Сальвато должен был передать некоторые сведения насчет французской армии: положение ее было не лучше дел в Римской республике.
Римская армия, возглавляемая Шампионне, по расчетам Директории, должна была состоять из тридцати двух тысяч человек, в действительности же она насчитывала лишь восемь тысяч. Эти восемь тысяч, не получавшие ни одного су уже в течение трех месяцев, испытывали острую нужду в обуви, одежде, хлебе и находились как бы в окружении армии неаполитанского короля, состоявшей из шестидесяти тысяч солдат, хорошо обутых, хорошо одетых, сытых и получающих жалованье ежедневно. Все боеприпасы французской армии состояли из ста восьмидесяти тысяч патронов, то есть на человека приходилось по пятнадцать зарядов. В крепостях недоставало не только провианта, но даже пороха; его нехватка доходила до того, что солдаты из Чивитавеккья не смогли помешать берберийскому судну захватить рыбацкий баркас вблизи крепости на половине расстояния пушечного выстрела. Имелось всего-навсего девять пушек. Все орудия были переплавлены на медную монету. В некоторых крепостях, правда, пушки имелись, но вследствие то ли предательства, то ли небрежности нигде калибр ядер не соответствовал калибру орудий, а кое-где ядер и вовсе не было.
Арсеналы были также пусты: не удалось снабдить ружьями даже два батальона национальной гвардии — и это в стране, где не встретишь пешего без ружья на плече, а всадника — без ружья поперек седла.
Но Шампионне обратился за помощью к Жуберу, и ему должны были доставить из Алессандрии и Милана миллион патронов и десять пушек с их парком.
Что же касается ядер, то Шампионне построил печи, и в них отливалось по четыре-пять тысяч ядер в день. Одного только просил он у патриотов — не торопиться, так как ему требовалось еще около месяца, и не для того чтобы наступать, а чтобы выстоять.
Сальвато должен был также передать письмо генерала французскому посланнику в Неаполе; в нем Шампионне объяснял Гара положение и просил принять все меры к тому, чтобы отсрочить разрыв между двумя правительствами. К счастью, письмо это, вложенное в плотно закрытый сафьяновый бумажник, не пострадало от воды.
Впрочем, Сальвато знал его наизусть, и если бы уже нельзя было прочитать ни строчки, он передал бы содержание письма слово в слово; но в таком случае Гара не знал бы, в какой мере можно доверять посланцу.
Когда все это было сообщено заговорщикам, воцарилось молчание: они переглядывались вопросительно и тревожно.
— Как же быть? — спросил граф ди Руво, самый нетерпеливый из всех.
— Надо следовать указаниям генерала, — ответил Чирилло.
— А чтобы точнее следовать им, я немедленно поспешу к французскому посланнику.
— Ехать — так поскорее! — раздался с верха лестницы голос, от которого все заговорщики, в том числе и Сальвато, содрогнулись, ибо этого голоса они в тот вечер еще не слышали. — Посланник, говорят, сегодня ночью или завтра утром отправится в Париж.
— Веласко! — в один голос воскликнули Николино и Мантонне.
Потом Николино добавил:
— Не тревожьтесь, синьор Пальмиери, — это шестой наш друг, которого мы ожидали; по моей вине — вине непростительной — он прошел по доске, которую я забыл убрать, причем забыл дважды: в первый раз — когда принес канат, во второй — когда принес одежду.
— Николино! Николино! Из-за тебя нас повесят, — заметил Мантонне.
— Я еще прежде тебя сказал, что повесят, — беспечно возразил Николино. — Зачем же вы приняли в заговор сумасшедшего?
XII. ПОЦЕЛУЙ МУЖА
Если слова Веласко соответствовали истине, нельзя было медлить ни минуты, ибо, с точки зрения Шампионне, отъезд посланника, означавший объявление войны, должен был повлечь за собою великие бедствия, прибытие же Сальвато могло задержать гражданина Гара и убедить его в необходимости повременить.
Каждому хотелось проводить Сальвато до посольства, но он, благодаря собственной памяти и плану отлично знавший топографию Неаполя, наотрез отказался от такой услуги. Когда цель его приезда станет всем очевидна, всякому, кого увидят вместе с ним, может грозить гибель; такой человек стал бы жертвой неаполитанской полиции или пал бы от кинжала королевских сбиров.
К тому же, Сальвато надо было идти только вдоль побережья, оставляя море вправо от себя, — так он должен был добраться до французского посольства, занимавшего второй этаж дворца Караманико; следовательно, заблудиться он никак не мог, ориентиром ему служили трехцветный флаг и фасция, увенчанная красным колпаком.
Но все же он в знак дружбы, да и ради предосторожности обменял свои намокшие пистолеты на пистолеты Николино Караччоло, потом пристегнул под плащом саблю, спасенную им во время гибели лодки, и подвесил ее на крючок, чтобы ее бряцание по каменным плитам не выдало его.
Было решено, что он уйдет первым, а минут десять спустя один за другим выберутся из подвала остальные и каждый отправится к себе, петляя по переулочкам, чтобы сбить с толку возможных соглядатаев, а это нетрудно сделать в городе-лабиринте, именуемом Неаполь и превосходящем в этом отношении даже Критский лабиринт.
Николино проводил молодого адъютанта до выхода на улицу и сказал, указывая на склон Позиллипо и редкие огоньки, еще мерцавшие в Мерджеллине:
— Идите вот так. И не позволяйте никому ни следовать за вами, ни подходить к вам.
Молодые люди обменялись рукопожатием и разошлись.
Сальвато осмотрелся вокруг: нигде не было ни души, к тому же ураган еще не совсем стих; дождь прекратился, но молнии, сопровождаемые громом, еще часто сверкали, освещая все небо.
Когда Сальвато проходил мимо самого темного угла дворца королевы Джованны, ему показалось, будто на фоне стены вырисовывается силуэт мужчины; юноша рассудил, что из-за этого останавливаться не стоит: он хорошо вооружен, да и что может сделать ему незнакомец?
Однако шагов через двадцать он все-таки обернулся: тот человек переходил улицу и, по-видимому, собирался направиться по ее левой стороне.
Еще через десяток шагов Сальвато показалось, будто над стенкой, что тянется вдоль моря и служит парапетом дороги, показалась голова, а при его приближении она поспешила спрятаться; он склонился над парапетом и огляделся, но обнаружил лишь сад с пышными деревьями, листва которых поднималась до самого парапета.
Тем временем другой мужчина уже успел догнать его и шел рядом; Сальвато сделал вид, будто хочет подойти к нему, но в то же время не спускал глаз с того места, где исчезла голова.
Тут он при вспышке молнии увидел позади себя человека, который перелезал через стену, а потом, как и он, направился в сторону Мерджеллины.
