Густав Эмар - Вождь окасов
Восстановилось молчание.
– Я вам доказал уже самым неопровержимым образом, что вождь не виновен, не правда ли?
– Да! Да! – закричали все. – Бледнолицый великий колдун; он любим Пиллианом.
– Очень хорошо! – сказал Валентин, с лукавой улыбкой глядя на колдуна. – Теперь этот человек должен в свою очередь доказать, что я его оклеветал и что не он убил апоульмена. Умерший вождь был знаменитый воин, он должен быть отомщен!
– Да! – повторили индейцы. – Он должен быть отомщен!
– Брат мой говорит хорошо, – заметил Курумилла, – пусть колдун сделает испытание.
Несчастный колдун понял, что он погиб; холодный пот оросил виски его, судорожный трепет пробежал по его телу.
– Этот человек обманщик, – пробормотал он едва внятным голосом, – он обманывает вас.
– Может быть! – возразил Валентин. – Но чтобы доказать это, сделай то же, что сделал я...
– Если отец мой невинен, – сказал Курумилла, обращаясь к колдуну и подавая ему саблю, – Пиллиан защитит его так же, как защитил моего брата.
– Да, конечно... Пиллиан защищает всех невинных, вы видели этому доказательство, – сказал парижанин, в котором дух парижского уличного мальчишки одержал верх.
Колдун бросил вокруг себя отчаянный взор. Глаза всех выражали нетерпение и любопытство. Несчастный понял, что ему невозможно было ожидать помощи ни от кого и решился в одну секунду. Он хотел умереть как жил, обманывая толпу до последнего вздоха.
– Я ничего не боюсь, – сказал он твердым голосом, – это железо будет для меня безвредно. Вы хотите, чтобы я сделал испытание; хорошо, я буду повиноваться; но берегитесь, Пиллиан раздражен вашим поведением со мною; унижение, которое вы налагаете на меня, будет отомщено страшными бедствиями, которые постигнут вас.
При этих словах своего предсказателя, индейцы задрожали; они колебались; много лет уже привыкли они верить его предсказаниям и теперь со страхом осмеливались обвинять его в обмане. Валентин угадал, что происходило в сердце индейцев.
– Славно сыграно, – прошептал он, подмигнув в ответ на торжествующую улыбку колдуна, – теперь моя очередь. Пусть братья мои успокоятся, – сказал он громким и твердым голосом, – никакое несчастье не угрожает им; этот человек говорит таким образом, потому что боится умереть; он знает, что он виновен и что Пиллиан не защитит его.
Колдун бросил на молодого человека взгляд полный ненависти, схватил саблю и движением, быстрым как мысль, засунул ее в горло. Поток черной крови хлынул из его рта; он широко раскрыл глаза, судорожно замахал руками, сделал два шага вперед и упал ничком. Индейцы подбежали к нему: он уже был мертв.
– Пусть бросят лживую собаку коршунам, – сказал Курумилла, с презрением оттолкнув ногой труп колдуна.
– Мы братья на жизнь и на смерть, – вскричал Трангуаль Ланек, обнимая Валентина.
– Ну! – улыбаясь сказал молодой человек своему другу. – Я недурно выпутался. Ты видишь, что в некоторых обстоятельствах недурно знать все ремесла, даже ремесло фокусника может пригодиться при случае.
– Не клевещи на твое сердце, – возразил с жаром Луи, пожимая ему руку, – ты спас жизнь человеку.
– Да, но зато убил другого.
– Тот был виновен!
ГЛАВА XXI
Похороны апо-ульмена
Мало-помалу волнение, причиненное смертью колдуна, утихло, и порядок восстановился. Курумилла и Трангуаль Ланек, изгнав всякое чувство ненависти, братски поцеловались при неистовых криках воинов, которые любили обоих вождей.
– Теперь отец мой отмщен, и мы может предать тело его земле, – заметил Курумилла. – Бледнолицые будут присутствовать при похоронах? – прибавил он, обращаясь к французам, и поклонился им.
– Будем, – отвечал Луи.
– Мое жилище велико, – продолжал вождь, – и мои братья сделают мне честь, согласившись пожить у меня, пока останутся в нашем селении.
Луи хотел было отвечать, но Трангуаль Ланек перебил его, сказав:
– Мои братья бледнолицые уже удостоили принять мое бедное гостеприимство.
Молодые люди молча поклонились.
– Хорошо! – сказал ульмен. – Что до этого за дело? Какое бы жилище не выбрали чужестранцы, я все-таки буду считать их моими гостями.
– Благодарю, вождь, – отвечал Валентин, – поверьте, что мы очень признательны вам за ваше доброжелательство.
Ульмен простился с французами и возвратился к телу отца. Обряд тотчас начался. Ароканы народ, не лишенный верований, хотя некоторые путешественники думали иначе; даже можно сказать, что вера их сильна и опирается на основания, исполненные некоторого величия. Они признают два начала: добро и зло. Первое называется Пиллианом и есть божество творящее, второе – Гекубу, божество разрушающее. Гекубу находится в постоянной борьбе с Пиллианом; он старается нарушить гармонию мира и уничтожить все существующее. Из этого легко понять, что основой верований варварских народов Старого и Нового Света служит Манихейство. Не будучи способны понять причин добра и зла, они обожествили их.
Кроме этих главных божеств, ароканы считают значительное множество второстепенных духов, которые помогают Пиллиану в его борьбе с Гекубу. Эти второстепенные божества разделяются на гениев мужского и женского пола; последние все девственницы, что доказывает, до какой степени для самих варваров понятна великая идея о том, что в духовном мире не бывает перерождения. Божества мужского пола называются Жеру, женского – Амей-Мальген.
Ароканы верят в бессмертие души и следовательно в будущую жизнь, в которой воины, отличившиеся на земле, охотятся на лугах, полных дичи, окруженные всем, что они любили. Как все дикие американские племена, ароканы чрезвычайно суеверны. Религиозный обряд их состоит в том, что они собираются в хижине, в которой поставлен безобразный идол, представляющий Пиллиана, плачут и испускают перед ним громкие крики, сопровождая все это разными кривляньями, а потом приносят ему в жертву барана, корову, лошадь, кто что может.
По знаку Курумиллы, воины удалились, уступив место женщинам, которые тотчас окружили труп и начали ходить кругом, воспевая тихим и жалобным голосом подвиги умершего.
Через час длинная процессия потянулась вслед за телом, которое несли четыре воина, самые знаменитые, к холму, где была приготовлена могила. Позади шли женщины, рассыпавшие по следам пригоршнями горячий пепел, чтобы в случае, если б душе покойника вздумалось войти опять в тело, она уже не могла бы найти дороги к своему жилищу и таким образом не имела бы возможности тревожить своих родственников.
Когда труп опустили в могилу, Курумилла зарезал собак и лошадей своего отца и положил их возле покойника, для того чтобы он мог охотиться в блаженных долинах. Возле него положили также провизию для него и для лодочницы, которая повезет его в другой мир, к Пиллиану, где он будет судим за свои добрые и дурные дела; потом на труп набросали земли; и так как покойник был знаменитый воин, то над могилой сделали из камней пирамиду; наконец каждый из индейцев обошел могилу кругом, обливая ее хихою.
