Александр Холин - Екклесиаст
Только внизу, вдоль мраморного побережья и до подножия гор раскинулись сады вперемежку с виноградниками. Во всяком случае, с голоду не подохну. А разве летучие мыши едят виноград? Да что это я наконец-то в конец! Меня не для угощения сюда забросили!
Осмотревшись снова, я решил совершить улётный променад в чёрных безлюдных скалах. Не знаю почему, мне захотелось там полетать, но захотелось. Взмыв над виноградниками, я помчался к скалам: на них посмотреть – себя показать. Но скоро полёты в пустынных скалистых ущельях немного прискучили, скорее всего, от чисто человеческой лени.
Вместо полётов захотелось поваляться на любимой тахте. Пусть не у телевизора, но всё-таки поваляться. И как приглашение к заболеванию хроническим лодыризмом в промелькнувшей мимо скале обозначился не очень просторный, но настоящий вход в пещеру. Внизу пешеходная тропинка вилась между кунжутом и виноградником, потом круто поднималась в гору к тому месту, где кружил я и где находился неприметный с виду вход в пещеру, обрамлённый вырезанными в скале дорическими колоннами. Много позже примерно такие же были вырублены в Иосафатской долине в Убежище Апостолов.
Я поспешил юркнуть в пещерную черноту, не задев ни одной стены, и оказался в настоящей горной пещере. Вообще-то про горную пещеру довольно громко сказано. Она была крохотной. Скорее не пещера, а грот, частично висевший над пропастью.
В сторону моря в скалистом сланце было прорублено отверстие. Между морем и скалой виднелось ущелье, где приютилось множество виноградников и кунжута. Среди них затерялась тропинка, невидимая из кельи, над которой я недавно кружил. Но тропинка была протоптана именно сюда. Значит, люди здесь всё-таки появляются.
Вообще-то в пещерных гротах, коридорах и подземных пространствах случаются порой вещи удивительные и очень странные. Весь Китай, а за ним и другие страны, в конце двадцатого века ломали голову над тем, как ребёнок из девятого века новой эры попал в двадцатый?
Год над мальчиком изгалялись всякие там учёные. Ребёнок, ко всеобщему изумлению, ни на каком языке, кроме древнекитайского разговаривать не мог, даже одежда на нём была та ещё, какую носили только в девятом веке. Через год ребёнок пропал, как и появился, посетив какую-то пещеру. За ним, к сожалению, не успели проследить, но один из учёных догадался взглянуть в летописные манускрипты.
Оказалось, что у одного китайского императора пропадал маленький сын и вернулся к отцу после года отсутствия! Правда, китайским законникам пришлось казнить ребёнка, потому как он в царстве злых духов катался на железных самодвижущихся телегах и летал на таких же железных мухах, а это в древнем Китае каралось смертью. Может, Сен-Жермен отправил меня в такую же временную петлю, захлестнувшую эту пещеру? Только зачем тогда в мышином облике? Неужели я, как обыкновенный человек, выгляжу плохо или могу напугать кого-нибудь своим очень уж человеческим видом?
Покружившись немного по пещерному пространству, мне удалось зацепиться задними лапками за каменистый выступ свода. Зависнуть вниз головой было, по меньшей мере, необычно, только вдруг я заметил, что кроме меня в пещере имеется ещё один насельник. Вернее, хозяином здесь был этот человек, а я – только незваным гостем. Но, поскольку мне удалось проникнуть в келью отшельника незамеченным, то посмотреть на его жизнь и на этот мир его глазами, понять отшельническое мировосприятие – это был настоящий подарок со стороны графа, ибо Проповедник всегда должен взглянуть на мир глазами того человека, которому он проповедует.
Отшельника почти не было видно в пещерном полумраке, но только человек пошевелился и мой мышиный виртуалятор очень даже чётко отреагировал. Человек стоял на коленях возле камня и, обратившись лицом на восток, читал молитву. Я пока ещё не уловил ни одного слова и ни одной мысли одинокого молитвенника. Но что мужчина, одетый в заплатанный полотняный хитон, читал молитвы – было несомненно, потому как в момент экзальтации он всё же произнёс вслух:
«Я растопчу народы во гневе моём, я напою их моим негодованием, я опрокину их силою на землю».
Это известные слова пророка Исайи. Постойте-ка, если молящийся молодой человек следует словам пророка, может быть даже он ученик этого пророка, то можно ли уничтожить насилие насилием и кровь кровью? Не лучше ли научить людей любви и смирению. Только через эти чувства можно получить Благодать Божию.
А царство Закона, охватившее издавна Ближний, Дальний, Передний и Средний восток не сможет противостоять царству Благодати. Когда человек узнает свою душу, силы зла сгинут бесследно. Только что надо сделать этому молящемуся, чтобы проповедь Его услышали в народе?
Чтобы сгинули духи злобы, надо научить обращаться к Божественным духам, ведь Господь живёт в сердце каждого человека. Я узнал кто этот молящийся, ибо от Сен-Жермена можно было запросто ожидать подобной выходки. Теперь понятно, почему он превратил меня в летучую мышь – ведь никто никогда не видел моления Сына Человеческого, то есть ни один человек не видел, а мне, выходит, можно, потому что я сейчас нечеловек и с помощью подаренных мне телепатических чувств смогу понять, как воспринимал этот мир Сын Божий. А увидеть мир глазами самого Иисуса Христа – это ли не высшая награда и доверие?!
Я стал прислушиваться к молящемуся. Может быть, я ошибся? Нет, это точно Он и слова, снова произнесённые вслух, касаются только Его: «Встань и говори!».
Когда-то Он слышал голос: «Восстань и говори!» это ли не самый правильный путь к спасению души? Иисус чувствовал, что Истина должна быть в Слове и только Слове. Находясь рядом, я сам стал чувствовать, что с Ним происходит. Признаться, мысль, что я подглядываю в замочную скважину, уже догнала меня, но я попытался от неё отмахаться кожистым крылом, а оправдание себе придумаю как-нибудь потом.
Пред Ним возникали картины прошлого, как часто бывает у людей в критических безвыходных ситуациях. Вероятно, психика человека расположена к таким воспоминаниям, от которых никуда не денешься. Но и Сын Человеческий не избежал обыденных соблазнов. А самым ярким было первое приключение в двенадцатилетнем возрасте, когда Он уже твёрдо знал Отца и где находится Его дом.
Я увидел обширный зал иудейского храма. Здесь, под крышей, собирались только избранные касты фарисеев и саддукеев. На их заседания никто из прихожан никогда не приглашался. Но в этот раз между двух групп взрослых мужчин стоял мальчик и увлечённо что-то рассказывал уважаемым и почитаемым иудеям священного города. Но поскольку те внимательно слушали, говорил он вещи серьёзные. Хотя, что может сказать мальчик?