Владимир Малик - Посол Урус Шайтана
— Адике, не бойся меня, — произнёс Звенигора, подавая ей руку. — Иди сюда. Я защищу тебя. Ну, пошли. Здесь оставаться опасно. Сходи с кровати, Адике… Или лучше я буду звать тебя Златкой… Ты знаешь это имя? Его только что сказала твоя няня…
— Где она? — прошептала девушка, не отводя взгляда от крови, которая уже достигла середины комнаты.
— Её уже нет… Но этим она спасла тебя…
Девушка закрыла лицо руками. Плечи затряслись от плача. Арсену показалось, что он увидел, как под тонкой сорочкой затрепетало её сердце. Он произнёс глухим голосом:
— Не плачь… Одевайся быстрее. А я подожду за дверью.
Казак вышел, оттащил труп старухи в соседнюю комнату, чтобы не попал на глаза девушке.
Со двора доносились радостные крики повстанцев. Где-то там затерялся и Яцько. Но Арсен теперь не боялся за паренька: не маленький, воин уже — и доказал это в бою. Он думал, как быть со Златкой. Куда её деть? Взять с собою в отряд? А потом?
Вскоре девушка вышла одетая.
— Пойдём, — сказал Арсен и взял её за руку. — Не отставай от меня.
Во дворе к ним подбежал Яцько, возбуждённый, с горящими глазами.
— Арсен, я тебя всюду ищу! Надо отпереть невольников! Я уже был там, но у меня не получается…
— Яцько, — строго сказал Звенигора, — я поручаю тебе охранять эту дивчину… Отвечаешь за неё головой. Чтоб пальцем никто её не тронул! Понял? Это — Адике. Златка. Я тебе рассказывал о ней. Смотри мне!.. А я открою подземелье.
— Понял, — сказал паренёк, но по тому, как он взглянул на девушку, было видно, что это ему совсем не понравилось. Но перечить Звенигоре не посмел. Ответил по-взрослому, степенно: — Коль надобно, о чем говорить…
Тем времнем небо становилось ярко-голубым, даже бирюзовым. Где-то за горами всходило солнце.
Повстанцы сносили во двор дорогие вещи, оружие, тащили из погребов съестные припасы. Всюду стоял тот нестихающий галдёж и крик, что так присущ восточным базарам.
Сбив с дверей подвала замок, Звенигора сбежал вниз. Невольники давно не спали. Разбуженные выстрелами и криками, столпились у окошка, стараясь понять, что творится наверху.
— Братья, воля! — выкрикнул Звенигора. — Выходите все! Сбивайте кандалы!
Подвал сразу наполнился радостными выкриками. Все кинулись к выходу. Пан Спыхальский зажал запорожца в своих могучих объятиях, не стыдясь слез, что текли по его рыжим усам.
— А най его шляк трафив, я знал, что настанет для нас такой день! Ты слышишь, пан Квочка? Не говорил ли я тебе, что мы ещё будем свободны? А ты скулил — пропадём, пропадём!.. Теперь не пропадём, чтоб их гром разразил среди ясного неба!..
Найдя в кузнице тяжёлый молот, Звенигора быстро спустился в подземелье. Двери в темницу Якуба были массивны, а запоры крепки. Хотя во дворе уже почти развиднелось, здесь стоял густой мрак.
От нескольких ударов замок слетел. Двери с грохотом открылись.
— Ага Яку б, ты жив?
Звенягора влетел в темницу. Сквозь открытые двери внутрь струился голубоватый утренний свет. Меддах заворочался, прикрывая глаза рукой. Седая косматая грива спадала ему на плечи. Загремели кандалы. На исхудалом, измученном лице промелькнула слабая недоверчивая улыбка.
— Это ты, Арсен? Я рад снова слышать твой голос, друже!
— Я пришёл, чтобы освободить тебя, ага Якуб. Ты сам говорил — ничто не вечно под луной. Сегодня закончилась твоя неволя!..
— Пусть будут благословенны дни твои! — пожелал меддах. — Что случилось? Как ты очутился здесь? И с оружием…
— Замок в руках восставших крестьян, Якуб! — И Звенигора с силой ударил молотом по шкворню, вмурованному в стену.
Шкворень сломался. Звенигора помог Якубу выйти из темницы.
3
Увидев, как через проломанные двери в селямлик хлынула толпа повстанцев, Гамид понял, что все потеряно и надо спасать свою жизнь. Поэтому он бросил всех на произвол судьбы и метнулся к потайному ходу. Пока телохранители сражались в коридоре, Гамид спустился в подземелье. А через полчаса, грязный, вспотевший, вылез через хорошо замаскированный выход в лесу и спустился в поросшую кустарником долину.
Убедившись, что поблизости никого нет, он быстро пересёк узкую полянку, на другой стороне которой стоял небольшой сарай, плетённый из хвороста. Навстречу ему кинулся лохматый пёс, но, узнав хозяина, замолчал. На лай собаки из сарая вышел заспанный сторож.
— Кого тут носит? — спросил он, всматриваясь в тьму.
— Быстрее коня! — прошипел Гамид.
Сторож, узнав хозяина, молча повернул назад и вывел осёдланного коня. Гамид вырвал из его рук поводья, вскочил в седло. Застоявшийся конь рванул вскачь. На сторожа, удивлённого таким поспешным бегством, полетели комья влажной земли.
К вечеру Гамид почувствовал, что силы совсем оставляют его и что коню тоже необходима передышка. Вместо того чтобы ехать прямо к санджак-бею[66], он повернул вправо, переправился паромом через Кызыл-Ирмак и вскоре въехал на просторный двор своего давнего приятеля и свата Энвера Исхака.
Слуга, приняв повод, помог Гамиду сойти с коня.
— Что случилось, дорогой Гамид-бей? — спешил навстречу ему с протянутыми для приветствия руками высокий и чёрный, как ворон, Энвер Исхак. — В таком виде! Конь весь в мыле… Ты будто бежал от смертельной опасности.
— Это и вправду так, дорогой друг. Эту одежду я достал у знакомого кафеджи[67], а то был совсем голым… Аксу взяли приступом повстанцы, мерзкие каратюрки. Я не знаю даже, остался ли кто живой, кроме меня…
— О аллах, что творится на свете! — воскликнул Исхак-ага. — Я думал, что горе посетило только меня…
— У тебя тоже горе? Расскажи!
— Какой-то разбойник чуть было не убил нашего дорогого Ферхада. Твоя дочка могла остаться вдовой, Гамид-бей. Спас его верный слуга из гяуров. Теперь Ферхаду лучше, и он будет рад дорогому гостю… Прошу, заходи, Гамид-бей.
К ужину вышел и Ферхад. Он уже знал о несчастье тестя и сдержанно поздоровался, потому как не к лицу правоверному проявлять чрезмерный интерес к несчастью ближнего.
Гамид уже выглядел лучше: помылся и переоделся в просторную одежду Исхака-аги.
После того как гость немного утолил голод и выпил кубок сладкого шербета, хозяин произнёс:
— Мы с сыном собирались этими днями к тебе, дорогой Гамид-бей.
— Я был бы рад видеть вас у себя, — учтиво ответил Гамид, не спрашивая о причине предполагавшегося визита и ожидая, пока Исхак-ага сам объяснит её.
— Мой невольник-пастух сообщил, что покушение на Ферхада совершил твой невольник-беглец…
