Александр Степанов - Порт-Артур. Том 2
Обе учительницы бросились обнимать ее и убежали одеваться.
– Вас сильно сегодня обстреляли? – спросил Звонарев.
– Мы укрылись в погребе, но все же было довольно страшно.
– Почему вам не выстроят блиндаж?
– Мы люди маленькие, о нас и не помнят. Зато неподалеку отсюда, у Стесселя, строят гигантский блиндаж для скота.
Вскоре вернулись обе учительницы в сопровождении Стаха. Он еще сильно прихрамывал и передвигался, опираясь на палочку.
– Здорово, артиллеристы! – приветствовал он гостей. – Как воюете?
– В резерве сидим на Утесе и ждем у моря погоды. А ты как живешь?
– Раны почти закрылись! Мой командир полка Савицкий так обо мне соскучился, что прислал комиссию для освидетельствования моего здоровья. Мудрые эскулапы нашли, что я уже почти поправился.
– Подумайте, старший полковой врач заявил, что в строю Стаху не придется танцевать, а ходить можно и потихоньку, – возмущалась Лобина.
– Особенно в атаку! – усмехнулся Звонарев.
Простившись с Желтовой, все тронулись в путь. Впереди шли Енджеевский с Лелей, за ним Звонарев с Олей, а сзади тяжело выступал Борейко.
Подходя к домику Ривы, они еще издали услышали доносившееся через открытые окна пение.
– Наши аргонавты, очевидно, благополучно вернулись, – заметила Леля, – вот мы и узнаем все подробности морского боя.
Соловьем залетным юность пролетела,
Волной в непогоду радость прошумела, –
неслось из окна [31].
Время золотое было да сокрылось,
Сила молодая с телом износилась, –
подхватила подошедшая компания дружным хором.
Из окна выглянула Рива.
– Андрюша, к нам идут, – проговорила она, обернувшись в комнату.
Пение в комнате прекратилось, но на улице продолжалось с прежней силой:
Без любви, без счастья по миру скитаюсь,
Разойдусь с бедою, с горем повстречаюсь.
Особенно выделялись сильное сопрано Оли и мягкий, приглушенный бас Борейко.
Хозяева, вышедшие на крыльцо встречать гостей, зааплодировали.
– Живы и целы, значит, все в порядке, – проговорил поручик.
Девушки целовались, мужчины жали друг другу руки.
– Ну, рассказывай поскорей все, что с вами приключилось, – попросила Оля, когда все вошли в комнаты и уселись.
– Если бы вы знали, что я перечувствовала за все время боя! При каждом взрыве на «Севастополе» я была готова упасть в обморок от страха за Андрюшу. Нет, больше я в бою участвовать не хочу! – закончила Рива свое повествование. – Обрадовалась Артуру, как родной Одессе!
– Но почему же, собственно, эскадра вернулась обратно? – спросил Стах.
– По различным причинам, – ответил Акинфиев. – Во всем виноват Ухтомский. Он, вместо того чтобы с наступлением темноты собрать эскадру и попытаться еще раз идти во Владивосток, первый ринулся в Артур, а за ним и остальные.
– Но Эссен почему не попробовал прорваться с «Севастополем»? – заметил Звонарев.
– У нас стала правая машина, и мы потеряли ход. Идти дальше не могли. Как Эссен ни ругался, ничего поделать было нельзя.
– А «Ретвизан», «Полтава» и другие?
– На «Ретвизане» уже при выходе имелась пробоина в носу, а когда он бросился на японцев, то получил вторую пробоину в носовой части и принял через нее столько воды, что стал зарываться на ходу. Вполне естественно, что Шенснович заторопился в Артур. У «Полтавы» была разворочена корма и плохо действовал руль.
– В каком же состоянии был «Пересвет», что Ухтомский повернул в Артур? – продолжал допрашивать Стах.
– Злые языки говорят, что «Пересветом» командовал Бойсман, им самим командовал Ухтомский, а князем командовал целый триумвират женщин – его жена, Карцева и Непеннна. Есть японская пословица, что если на корабле несколько капитанов, то он наверняка не придет в порт по назначению. Так случилось и тут. «Пересвет» в бою не получил серьезных повреждений, так же как и «Победа» и «Паллада». Все они могли продолжать путь во Владивосток.
– Струсили, что ли? – спросила Оля.
– Cherchez la femme, Ольга Семеновна. На «Победе» и «Палладе», возможно, тоже были дамы. Они то и дело падали от страха в обморок. Зацаренный с Сарнавским вместо командования кораблями были заняты приведением их в чувство, – улыбнулся Акинфиев.
– Все зло всегда проистекает от женщин, – назидательно заметил Борейко. – Крепко намотай это себе на ус, Сережа, и берегись своей амазонки.
Женщины бурно запротестовали.
– Без нас вы, мужчины, никуда не годитесь, – сказала Рива. – Посмотрите на Стаха: человеком стал, как женился на Леле. Раньше ходил замурзанный и грязный; когда ел, когда не ел, а теперь все у него в порядке.
Разговор принял шутливый характер. Зажгли свет, закрыли окна и уселись за ужин.
– Что же вы, горе-мореплаватели, собираетесь теперь делать? – поинтересовался Борейко.
– Эссен думает, что Ухтомского отставят от командования. Тогда, быть может, наша эскадра еще раз попытает счастья в бою.
– А пока вас перепишут в морскую пехоту или в крепостную артиллерию, – заметил Борейко.
– Андрюшу уже назначили на Ляотешань командовать батареей, – сообщила Рива.
– Это только временно.
– До тех пор, пока ты не поправишься. Ляотешань сейчас самое тихое место в Артуре. Снаряды с сухого пути не долетают, с моря туда не стреляют. Спокойно, чистый воздух, – одним словом, настоящий санаторий, – проговорила Леля.
– Ты, Рива, с ним туда поедешь? – спросила Оля.
– Меня не пустят.
– Значит, на время вы превратитесь в соломенную вдовушку? – хитро подмигнул Борейко.
– Не подкатывайтесь к ней, все равно она на вас и смотреть не хочет, – горячо отозвалась Оля, вызвав общий смех.
– Наш милый Медведь, кажется, попал на веревочку, – мягко улыбнулась Рива.
– Едва ли найдется женщина, которая заинтересовалась бы мной, – вздохнул поручик, украдкой взглянув на Олю.
– Женщина не женщина, а некий комарик проявляет к тебе большой интерес! – засмеялся Стах.
– Смерть боюсь я их! Жалит куда хочет, а его не поймаешь.
– Ведите себя как следует, так никто вас жалить не будет, – заметила Леля. – Ну, нам пора домой, а то мой благоверный совсем устал, – погладила она по голове Стаха
Гости стали прощаться. Куинсан, которая все время вертелась в столовой, кокетливо послала им вдогонку воздушный поцелуй.
– Кому это ты? – спросила Рива.
– Сережа! – И, фыр, кму, в, убежала.
– Ай да Сергей Владимирович! Он, оказывается, без нас тут время даром не терял, – захохотал Акинфиев.
