Валерий Дуров - Нерон, или Актер на троне
Паллант, готовый к любым превратностям, смещению не противился. Он уже давно добился от Нерона обещания, что, когда будет уходить со своего поста, никто, ни император, ни его преемник не потребуют от него отчета в делах. Таким образом, заступивший на его место всадник Клавдий Этруск начинал фактически с нуля.
Настал день, когда Паллант покинул императорский дворец. Его сопровождала целая толпа опечаленных друзей, помощников, рабов, да и сам Паллант выглядел в тот день невеселым, как человек, которому нанесли кровное оскорбление.
С уходом из дворца верного ей вольноотпущенника Агриппина лишилась не только любовника, но и единственного союзника, на которого она могла рассчитывать в императорском совете. Она оказалась жестоко обманутой в своих расчетах и теперь уже открыто, не скупясь на угрозы и проклятия, поносила сына.
Глава четвертая. По стопам матери
Сенека радостно потирал руки. Он был доволен. Результаты превзошли все его ожидания. Агриппина, хотя и не поверженная окончательно, осталась без друзей и союзников. Вместе с влиянием на сына — императора она утратила то, чем так страстно упивалась в течение последних восьми лет, — власть. Но уступать без боя Агриппина не собиралась и сопротивлялась неистово. Завидев сына, она всякий раз накидывалась на него с оскорблениями и гневными упреками, взяв себе за правило постоянно напоминать ему о том, что только благодаря ей он стал императором.
Отчаявшись вернуть себе послушание сына, Агриппина потеряла всякую осторожность и, уже не заботясь о том, что может быть услышана другими, выкрикивала в лицо Нерону тяжелейшие угрозы.
— Не забывай, — грозила она, — что уже подрос Британник. Он кровный сын Клавдия и его единственный законный наследник. Ты захватил императорскую власть, принадлежавшую по праву другому. Пусть все знают, что сделать это тебе помогла твоя несчастная мать, которой ты платишь черной неблагодарностью, оскорбляя и унижая ее. Ради тебя я пошла на преступление, сначала вступив с Клавдием в кровосмесительный брак, а потом отравив его. Ради тебя я совершила множество злодеяний, в чем теперь глубоко раскаиваюсь. Но благодаря попечению богов и моей предусмотрительности Британник еще жив. Я немедленно отправлюсь с ним в преторианский лагерь и тогда поглядим, к кому прислушаются гвардейцы — ко мне, дочери великого Германика, или калеке Бурру и ссыльному Сенеке, которые тщатся увечной рукой и риторским языком управлять человеческим родом.
Это был самый настоящий нервный срыв. Агриппина простирала руки к небу, вопила, проклинала, взывала к Клавдию и теням загубленных ею Силанов, вспоминала о своих бесчисленных злодеяниях.
Угрозы Агриппины возымели наконец свое действие. Нерон знал: в ненависти мать способна на все. К тому же его сильно тревожило поведение Британника, который готовился к своему четырнадцатилетию. По достижению этого возраста он, как в свое время Нерон, досрочно получил бы мужскую тогу и, следовательно, мог рассчитывать на власть. А то, что многие во дворце относятся к сыну Клавдия и Мессалины с сочувствием и симпатией, продемонстрировал случившийся еще в декабре следующий эпизод.
В течение семи дней с 17 по 24 декабря римляне справляли Сатурналии, самый популярный в Италии праздник, посвященный древнеиталийскому богу земледелия Сатурну. В эти дни повсюду царили смех, шутки, веселье. Никому не дозволялось сердиться и обижаться. На это время даже рабам предоставлялась свобода слова. Они могли сколько угодно подшучивать над своими хозяевами и даже пировать вместе с ними. Сатурналии праздновались в память о той счастливой поре, когда все люди на земле были равны и свободны, поэтому в дни всенародного праздника все обменивались подарками и желали друг другу добра.
В один из таких декабрьских дней в императорском дворце было устроено застолье, на которое собралось множество гостей. Ближе к ночи юноши затеяли игру, для которой по жребию избирали царя. В его обязанности входило руководить всеми развлечениями и увеселениями сотрапезников. В тот раз исполнять роль царя выпало Нерону. Под взрывы веселого смеха он назначил каждому из присутствующих какое — нибудь несложное задание: спеть, сплясать, продекламировать. Когда очередь дошла до Британника, Нерон предложил ему выйти на середину зала и спеть по своему выбору песню. Британник запел известную арию из трагедии Энния "Фиест", обычную в репертуаре римских кифаредов:
Знатный род мне не поможет пред судьбиной
злобною:
Сам ты знаешь, все имел я, роскошь и достоинство,
Но и царство и богатство унесла Фортуны мощь.
Британник пел о юноше, коварством и обманом изгнанном с отцовского трона и лишенном прав наследования. В зале установилась мертвая тишина. Веселья как не бывало. И вдруг всех как прорвало. Под влиянием вина забыв об осторожности, гости, не таясь, стали открыто выражать свое сочувствие юноше, чего, конечно, не произошло бы, будь они трезвыми.
Этот случай убедил Нерона в том, что сводный брат представляет для него опасность. Теперь же, слушая угрозы матери, он еще больше укрепился в своем мнении и решил немедленно действовать.
В сложившейся ситуации он не мог отдать приказ убить Британника или взвалить на него какое — нибудь фиктивное обвинение. Оставалось одно — прибегнуть к помощи яда, средству, испытанному его матерью. Так же, как в свое время Агриппина, Нерон обратился к искусству отравительницы Локусты, которая в тот момент находилась в городской тюрьме под надзором трибуна преторианской когорты Юлия Поллиона. Вскоре снадобье было в руках у принцепса.
Поскольку еще при жизни Клавдия Агриппина позаботилась о том, чтобы из окружения Британника были удалены все преданные ему люди, среди его новых воспитателей нетрудно было найти такого, кто согласился дать юноше отраву. То ли яд был малоэффективен, то ли слишком разбавлен, но ожидаемого результата не получилось — Британник отделался лишь сильным поносом.
Взбешенный неудачей, Нерон приказал Поллиону доставить Локусту во дворец. Как только женщина предстала перед ним, он, словно безумный, вцепился в нее и стал трясти, нанося при этом удары кулаком и вопя, что она подсунула ему не яд, а слабительное средство. Иногда он оборачивался к трибуну и так же, как Локусте, грозил ему смертью. Еще никогда Нерон не был в таком истерическом состоянии.
Перепуганная отравительница пыталась оправдываться:
— Я намеренно дала медленно действующий яд, чтобы никто не мог заподозрить тебя в преступлении.
— Не изворачивайся! Какое тебе дело до того, что скажут обо мне другие?
