Александр Сурков - Пираты сибирского золота
Время пришло грибное, и поселковые бабы с детишками и мужички, что были не на приисках, протрезвев, также отправлялись в тайгу по грибы. В посёлке работала грибоварня купца Шляпникова, и его приказчик, принимая грибы, платил с корзины. Семьи, где было много детей, могли за один день заработать хорошие деньги.
Некоторые вставали ещё до восхода солнца и уходили в тайгу. В воскресный день наши герои также до свету отправились в тайгу по двум делам: найти место для тайника и пособирать грибов, которые этим летом дали грибной взрыв. Грибов было столько, что хоть косой коси. Когда они выходили на окраину горняцкого посёлка, из крайнего дома вышла бабка Евдоха с ведром помоев. Углядев парочку, в сердцах сказала сама себе (слушателей, естественно, не было):
— Ишь ты, справная баба всё с эфтим варнаком и тоже по грибы. Какой ляд он ей сдался?
Плеснув ведром за скособоченную ограду, плюнув им вслед, удалилась в избушку.
Тимоха с подругой по жизни шли по лесной дороге, обставленной вековыми елями с подлеском и прогалинами, заросшими листвяком. Попадались места — поляны с кедровым стлаником, лепящимся к подножию сопок.
— Глянь, елтыши[35], — сказала Марфа.
— Какие такие елтыши? — не понял Тимоха.
На склоне сопки торчали плоские, высотой до десяти сажен и шириной около двух-трёх сажен, красноватые плитчатые камни навроде стенок развалившегося дома.
Марфа объяснила, что её батя был с Урала и подобные стенообразные камни называл елтышами. Между елтышами на тёплом, обращённом к солнцу склоне лепились корявые кривые лиственницы.
Во, самое место для грибов. Они свернули с дороги и стали подниматься по склону. Грибов здесь, действительно, было богато. Из Тимохиной корзинки пришлось вынуть жестянку из-под ландрина[36] с металлом, которая занимала почти треть большой корзины, имея два вершка в высоту. Жестяная банка была тяжёлая, но Тимоха через плечо на верёвке нёс две корзины. Корзина с золотым песком висела за спиной, а переднюю он придерживал руками. Она была пуста и из-за этого лёгкая. Жестяную коробку он положил за пазуху, подтянув брючный ремень. Когда он наклонялся за очередным грибом, у него мгновенно вырастало брюхо. Тяжёлая коробка сильно оттягивала рубаху. Набрав по две корзины, они уселись в тенёчке и стали оглядывать окрест в поисках места для тайника. Внизу сквозь промежутки между елтышами и деревьями виднелся большак.
— Глянь-ка, Тима, там возле кривого елтыша ёлочка, а сбоку ямка под елтышом. Может, кора, листья или ещё что. Место способное, — проговорила Марфа. — Однако пойдём, глянем.
Они оставили корзины и подошли к этому месту. Корневища дерева вывернули из елтыша плитку гранита размером с сажень по длине и четверть сажени по ширине толщиной с ладонь. Чёрное отверстие уходило под камень. Тимоха поднял ветку и сунул её в эту дыру. Ветка на три четверти ушла в неё и уперлась в твёрдое.
— Ага, — сказал старатель и оглянулся, осматриваясь.
— А ведь я тебя сюда специально привела, — улыбаясь, заметила Марфа.
— Врёшь, — буркнул мужик.
Тогда Марфа, вытянув из дыры ветку, сунула туда руку и достала золотистого цвета вещичку, которую протянула Тимохе. Тот схватил её и, ойкнув, присел на корточки, разглядывая эту штуку. В руке у него была золотая веточка длиной с полторы ладони, от основания её, расходясь, торчали тонкие, с палец, четырёхугольные отростки с головками в виде булавы. Самородок, но такого вида, что незадачливому бродяге и не снилось. Тимоха, не дыша, рассматривал золото, а Марфа скромно улыбалась.
— Откуда? —хрипло спросил, весь трясясь, одуревший мужик.
Вес самородка точно превышал фунт. Да какой там фунт! Кусок металла был значительно тяжелее — это он смекнул, когда рука напряглась, державши его.
— Пять, пять фунтов тридцать золотников и сорок две доли[37], — смеясь, сказала подруга.
«Вот девка, — подумал Тимоха, — тихушница. Наша жестянка с металлом где-то треть по весу от этого богатства[38]».
— Где взяла? — успокоившись, повторил вопрос.
— Не бойся, не варначила. Работала я в Иркутске на кухне постоялого двора. По зиме там многие старатели, что посправней, и перекупщики останавливались. Гуляли на первом этаже не чета здешним. Заезд был такой, что меня хозяин определил помогать убираться в нумерах. Страсть я этого не любила. Постучишься, а там пьяный с девкой спит. Идёшь в другой нумер, где нет постояльца. Так я в один нумер постучала, ответа нет. Вошла, всё разбросано, табачищем воняет, кислятиной. Свечи все сплыли. Противно. Я принялась убираться. Зашла за кровать, а там мужик лежит. Глаза открыты, красные, и не дышит. Испугалась я до смерти. Хотела убегать и звать хозяина, как вижу, рядом с ним эта вещица лежит. Блестит. Я её подняла, а другой рукой глаза у мужика закрыла. Он был холодный, как снег. Не знаю, как выскочила из номера, штуку эту в ведро под тряпку положила. Позвала хозяина, а сама чуть живая с испугу. Приехала полиция, врач и ещё какие-то люди. Собрали всех, кто вчера в зале работал. Два дня всех допрашивали, но его никто не убивал. Он сам с перепою. Это врач подтвердил. Пачпорта при нём не было, а вот ассигнаций — целый бумажник. Его полиция забрала. Всех нас отпустили. Хозяин приказал молчать про этот случай, а полиция приезжала из-за того, что двое постояльцев по пьянке подрались. Обычное дело. Только через неделю уволил меня этот клещ.
— А что так? — спросил Тимоха.
— В койку тянул, а я ему скалкой по башке.
— Вот как! — удивлённо сказал спросивший.
— Я потом узнала, что это самородное золото, но продавать его решиться не могла. Понимала, что будут выспрашивать, откуда да что. Так и прячу его много лет, а из избы унесла, когда на работе заставили бумагу подписать про то, что не могу иметь золота, покуда работаю. Не то каторга за воровство. А это моё приданое, — потупясь, проговорила Марфа. — А что у тебя в коробке, тоже золото? Я ведь её не открывала.
Тимофей положил на мох самородок Марфы и, вынув жестянку, открыл крышку. На песке, отливавшем золотом, лежал дубовый листок из золота. Взяв его в руку, женщина, удивлённо обращаясь к Тимохе, проговорила:
— Так у тебя, однако, тоже есть золотое чудо. Очень похоже на листок с дерева, только потолще и чуть кривовато — с дерева-то он ровненький с обеих сторон. А дырку ты сам в нём пробил, для шнурка, что ли?
— Да нет, он такой и был. У меня ещё есть, только они далековато спрятаны.
Оглядевшись, они положили жестянку и самородок в нору. Нашли невдалеке длинный плоский камень со мхом и вставили его до упора в отверстие. Получилось, как будто он тут был всегда.
