Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)
– О чем ты толкуешь, Луций? – холодно спросил Валерий и сжал зубы так, что выступили желваки на скулах и резче обозначилась ямочка на твердом подбородке.
– О том, что ты уже не можешь служить императору и империи, – высокопарно сказал Луций со скрытой злобой в сердце, – ты стал слаб. Ты отпускаешь врагов. Ты изменник. Такого человека надо убрать. Смерть – вот единственное, чего ты теперь достоин.
Взгляд Валерия стал прозрачен, и, будь Луций более внимателен, он бы уловил опасность, растворенную для него в этом взгляде.
– Не тебе решать, – неприятно сухо сказал Валерий и хотел обойти стоящего перед ним Луция.
– Нет, мне! – ненавидящим голосом выкрикнул Луций и в запальчивости выхватил меч.
Рассчитывать справиться с таким воином, как Валерий, было слишком самонадеянно со стороны трибуна. И потому, прежде чем Луций сделал выпад, меч префекта вошел в его печень.
Глава XV
Удача сопутствовала Веспасиану. В течение двух лет его армия овладела всеми городами Иудеи. Лишь священный Иерусалим остался непокоренным. В 69 году нашей эры сенат присвоил Веспасиану все почести и звания, полагающиеся принцепсу, и признал его верховным владыкой империи.
Новый император отбыл в Рим. Заканчивать кампанию он оставил своего сына Тита Флавия Веспасиана, пожелав ему «прославить государство разумным ведением войны и собственной доблестью»[34].
У Тита 80 тысяч человек и новейшее осадное оборудование. У защитников Иерусалима – 25 тысяч, да и те разделены на две группы.
Сквозь узкое, забранное решеткой окно проникал неяркий свет, освещая просторную квадратную комнату в доме Гедеона. Прислонившись боком к стене и глядя на улицу, у окна стояла Бина, с нараставшим нетерпением ожидая возвращения матери. В углу комнаты за небольшим столом Гедеон проверял расходные книги. Его жена Длайя, расположившись на ковре, играла с маленьким сыном Эли. Красивый чистенький мальчик сосредоточенно постукивал раскрашенными деревянными кубиками.
– Творится невообразимое, – сказал Амрам, продолжая начатый ранее разговор. Он сидел на краю дивана, не прикасаясь спиной к его мягким шелковым подушкам. – Открыли ворота, впустили в город отряд Симона бар Гиора, а он захватил Верхний город и Храм.
– Да, – откликнулся Гедеон, переворачивая деревянную дощечку листа, – вот если бы Симон договорился с Иоанном, если бы они объединили свои отряды, они бы справились с римлянами. Ведь избавили же великие Маккавеи страну от власти Антиоха. Да и парфяне обещали помощь.
Так как Амрам не ответил, Гедеон поднял голову и посмотрел на него:
– Почему вы так мрачны, Амрам? Не верите в возможность объединения?
– Нет, – отрезал Амрам.
– Но почему, почему вы так думаете? – заволновался Гедеон.
Женщины молчали. Бина не отводила глаз от окна. Ей казалось, что прошло слишком много времени после ухода матери, что Хадас уже должна была вернуться, и тревога все сильней овладевала ею.
Амрам неспешно провел рукой по густой бороде, видимо подбирая нужные слова:
– Дорогой мой Гедеон, я каждый день обращаюсь к Богу и прошу его послать благополучие твоей семье и дому твоему. Ты святой человек. Полтора года мы живем в твоем доме, едим хлеб твой, и ты ни единым словом, ни единым взглядом не попрекнул нас. Но скажи, Гедеон, разве ты считаешь меня человеком наивным?
– Ну что вы, почтенный Амрам.
– Ну так вот. Трагедия в том, что нет у нас человека, равного по силе духа царю Давиду. А те, кто есть, лишь мечтают быть ему подобными. Нет у нас единой силы, всяк сам по себе. Разве Иоанн Гискальский думает о защите города, разве это главная его забота? Разве Симон, о котором ты упомянул, думает о том же? Нет. Для каждого из них главным является его тщеславие и высокомерие. Партийная борьба для них главное. Каждый хочет стать тираном, каждый помышляет о единовластии и стремится к господству. Они давно должны были объединиться. Они давно должны были работать над созданием армии. Они давно должны были думать о жизненных припасах и укреплении стен. Нет, не удержать нам Иерусалима, не спасти. Все мы станем жертвами их распри.
– Тсс. Говорите тише, почтенный Амрам.
– Вот-вот! Говорите тише… – в сердцах начал Амрам.
– Сегодня у колодца рассказывали, как волокли по улицам Нигера Перейского на расправу, а он единственно о чем просил, чтоб погребли его, не бросили собакам на съедение, – неожиданно перебила говорившего Длайя.
– Да, страшные времена, – вздохнул Гедеон.
– А ночью в тюрьму будто бы явились десять вооруженных солдат и казнили пленных, – вновь сказала Длайя.
После этих слов все испуганно замолчали, почувствовав, как невольный холодок пробежал по спинам. Захотелось оглянуться и посмотреть, не стоит ли за спиной кто чужой.
Те, кого Длайя назвала пленными, – Антип, Леви и Софу – были людьми знатными и могущественными. В их жилах текла царская кровь. Заключить таких уважаемых людей в тюрьму уже было неслыханным злодейством, а лишить их жизни без суда и следствия… Тут лучше держать язык за зубами.
– Но у Иерусалима крепкие стены, – несколько невпопад, желая смягчить душную атмосферу тревоги, вызванную словами жены, сказал Гедеон и, словно убеждая сам себя, добавил: – Не взять римлянам стен Иерусалима. Разве только обретут они крылья.
Амрам поглаживая бороду, некоторое время смотрел на мужчину, раздумывая, продолжить ли ему этот спор с Гедеоном или прекратить. Может быть, Гедеон специально не желает знать происходящего, может, в этом он черпает силы.
– Стены хороши. А как насчет запасов? – все же решил он продолжить разговор.
– Припасов в городе в избытке, – быстро, словно ожидая этого вопроса, ответил Гедеон.
– Вчера люди Симона спалили склады с зерном в Верхнем городе, – вновь тихо, как бы сама себе, сказала Длайя.
Гедеон недовольно поморщился. Жена сегодня будто специально опровергает все его успокоительные слова.
– Эх, – крякнул Амрам, – я крестьянин. Я хлеб должен растить. Овец разводить. А что я делаю? Сижу в твоем магазине, языком мелю и порой нос опасаюсь на улицу высунуть. Поля мои пришли в запустение. Сады вырублены. Овцы разбежались. И не один я такой. Поверь мне, скоро и горстки муки не добудем. Сражаться на два фронта? Друг с другом и с римлянами? Да нет, милые мои, это невозможно, – с горечью заключил он.
Мужчины замолчали. Мрачные мысли завладели всеми. Что с ними будет?
Гнетущую тишину нарушил радостный возглас Бины:
– А вот и мама.
Послышались шаги, стук в дверь, и в дом вошли Хадас, служанка Фарра с корзинкой, в которой лежали овощи, и следом за ними Ионатан.
