Александр Дюма - Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник)
– Если бы это было возможно, – сказал он, – я бы с душевным удовольствием согласился на просьбу экипажа, особенно когда вы, мистер Борк, мне ее представляете, но вы знаете, что долг не позволяет мне исполнить вашего желания. Польза службы требует, чтобы столь тяжкое преступление было наказано по всей строгости законов, личные наши чувствования не могут идти в сравнение с интересами службы, и вы, лейтенант, лучше, чем кто-нибудь, знаете, что я бы по справедливости подверг себя порицанию от начальства, если бы показал малейшее снисхождение в деле, которое касается поддержания дисциплины.
– Но, мистер Стенбау, – вскричал я, – подумайте о необыкновенном положении несчастного Дэвида, о насилии, может быть, законном, но, конечно, несправедливом, которое сделало его матросом! Вспомните обо всех его страданиях и помилуйте, как помиловал бы сам Господь Бог!
– Мне даны готовые законы: мое дело только исполнять их, и они будут исполнены.
Джеймс хотел говорить, но капитан протянул руку, чтобы заставить его молчать.
– Что ж, извините, что мы вас обеспокоили, – сказал Джеймс дрожащим голосом.
– Я и не думал сердиться на вас, господа, за поступок, внушенный вам сердцем, и хотя я отказал вам, однако, могу сказать, это не согласно с моими чувствами, – отвечал капитан совсем другим уже голосом. – Ступайте, господа, и оставьте нас с господином Борком. Мне очень жаль, что я не мог исполнить просьбы экипажа, казнь будет произведена завтра в полдень. Скажите об этом всем.
Мы поклонились и вышли, оставив капитана с лейтенантом.
– Ну что? – вскричали все, как только увидели нас.
Мы печально покачали головой: у нас недоставало духу говорить.
– Так вы ничего не выпросили, мистер Джон? – спросил Боб.
– Нет, любезный Боб. Дэвиду остается только приготовиться к смерти.
– И он приготовится как христианин, мистер Джон.
– Я надеюсь, Боб.
– А когда назначена казнь?
– Завтра в полдень.
– Можно мне будет повидаться с ним до тех пор?
– Я сейчас попрошу об этом капитана.
– Благодарю, покорнейше благодарю вас, мистер Джон, – вскричал Боб, схватив мою руку и хотел поцеловать. Разумеется, я отнял ее.
– Теперь, друзья мои, за работу, – сказал я.
И матросы принялись за работу с обыкновенной своей безропотной покорностью. Через пять минут после того всё на корабле шло по-прежнему, только всюду царствовало печальное безмолвие.
Что касается меня, то мне оставалось исполнить долг совести. Я принимал участие в экспедиции, которая привела Дэвида на корабль, и совесть беспрестанно терзала меня с тех пор, как я увидел, что это добром не кончится. Я пошел в кубрик и велел отпереть тюрьму, в которой заключен был Дэвид. Он сидел на колоде, облокотившись на колена, на ногах и руках у него были кандалы. Услышав стук двери, он поднял голову, но лампа стояла таким образом, что лицо мое было в тени, и он сначала не узнал меня.
– Это я, Дэвид, – сказал я. – Ты знаешь, что я был отчасти причиной твоего несчастия: мне хотелось сказать тебе еще раз, как я об этом сожалею.
– Да, я знаю, мистер Джон, – сказал Дэвид, вставая, – вы всегда были добры ко мне: вы вывели меня однажды из этой самой тюрьмы и предоставили мне случай увидеть еще раз Англию, вы просили обо мне, когда мистер Борк сек меня: прости его, Господи, как я его прощаю.
– Так ты знаешь, что решил суд?
– Да, ваше благородие, мне сейчас прочли приговор. Ведь завтра в полдень?
– Садись же, Дэвид, – сказал я, чтобы увернуться от этого вопроса, – тебе надо отдохнуть.
– Да, мистер Джон, пора мне отдохнуть, и, слава богу, скоро я буду отдыхать так, что никто уже не потревожит.
Пользуясь этим, я стал говорить ему о покаянии, о будущей жизни, где он снова увидится с женой и детьми.
– Но… я совершил преступление, – сказал боязливо Дэвид.
– Раскаиваешься ли ты в этом?
– Постараюсь, постараюсь раскаяться, мистер Джон, но я еще не довольно близок к смерти, чтобы забыть свою ненависть. Послушайте, мистер Джон, я надеюсь, что у меня достанет на это силы, но, если бы не достало, скажите, не может ли служить искуплением позорная смерть моя?
– Да, перед людьми, но не перед Богом.
– Хорошо, так я постараюсь, всеми силами постараюсь простить ему, не смерть мою, – Богу известно, что я простил его в этом, – но позор жены моей, нищенство моих детей. Да, я постараюсь, я надеюсь, что прощу ему и это.
В это время ключ в замке снова повернулся, дверь отворилась, и вошел капитан с матросом, который служил тюремщиком.
– Кто же это здесь? – спросил капитан, стараясь рассмотреть меня.
– Я, мистер Стенбау, – вскричал я с радостью, ожидая всего от этого неожиданного посещения. – Я пришел в последний раз проститься с Дэвидом.
С минуту продолжалось молчание, капитан посматривал то на меня, то на Дэвида, который стоял перед ним с мрачным, но почтительным видом. Наконец он сказал:
– Дэвид, я пришел просить у тебя прощения, как человек, в том, что осудил тебя как судья, но я должен, непременно должен был сделать это.
– Я знаю, что меня ожидает, капитан. Смерть за смерть.
– Дэвид, – сказал капитан торжественным и печальным голосом, – поверь мне, преступление всегда преступление перед Богом, виновный может укрыться от правосудия людского, но не укроется от правосудия Небесного. Скажи же мне, Дэвид, скажи, как перед Богом: мог ли я поступить иначе?
– Да, да, – вскричал Дэвид, – вы могли поступить иначе, вы могли быть безжалостны ко мне, как мистер Борк, – и я бы умер в отчаянии, проклиная все на свете, я бы думал, что на земле нет сердца сострадательного, а вы, капитан, вы сделали для меня все, что только могли сделать. Заметив мое горе, вы прислали мистера Джона сказать, что отпустите меня, как только мы вернемся в Англию, когда вы принуждены были наказать меня, хотя и знали, что я не виноват, вы на сколько могли смягчили наказание, а когда должны были приговорить меня к смертной казни, вы пришли ко мне в тюрьму, капитан, вы утешили меня своим состраданием. Да, капитан, вы сделали для меня все, что могли, даже, может быть, больше, чем должны были бы. Ваши милости придают мне смелость представить вам последнюю просьбу мою.
– Говори, говори, что ты хочешь, – сказал капитан, протягивая к Дэвиду дрожащие свои руки.
– Дети мои, капитан! – вскричал Дэвид, бросаясь к ногам почтенного старца. – Дети мои… они выйдут из богадельни и принуждены будут просить милостыню…
– Они будут моими детьми, – сказал Стенбау, прерывая его. – Не бойся за них, я постараюсь, чтобы они простили меня за то, что я отнял у них отца, как ты прощаешь меня за то, что я отнял у тебя детей. Жены твоей я тоже не забуду, вернувшись в Англию, я буду просить за нее короля и надеюсь, что за мою верную сорокалетнюю службу он не откажет мне.
