Густав Эмар - Сакрамента
— Похищение с помощью вооруженных людей— дело довольно важное, так, по крайней мере, мне кажется.
— Карай! Я тоже так считаю. Уж не меня ли это кому-то пришло в голову похитить? — смеясь, спросил француз.
— Вас-то они, конечно, не станут похищать, а, наверное, тех, кого вы будете сопровождать.
— И только дружеские чувства ко мне побудили вас открыть мне эту тайну?
— Разумеется, сеньор! — проговорил авантюрист с легким замешательством. — Что же иное могло меня побуждать?
— В таком случае, — с чуть заметной иронией в голосе сказал француз, — ваш добрый поступок заслуживает вознаграждения, и я немедленно вручу вам пятьсот пиастров. Услуга за услугу. Впрочем, наши враги наверняка даже и не предлагали вам столько!
— О! Дон Ремиго Диас очень скуп и обещал мне всего лишь полтораста пиастров.
— Вот как! Ну, это, по-моему, все равно, что даром.
— Кроме того, хотя он и уверяет, что действует от имени другого лица, но я опасаюсь, что нам и вовсе ничего не заплатят.
— Со мной вам нечего этого опасаться, дружище, а вот доказательство.
С этими словами француз достал из кармана плаща длинный шелковый кошелек, до отказа набитый унциями, высыпал на руку горсть золотых монет и торжественно вручил их сеньору Гардуне, маленькие серые глазки которого буквально запылали алчным огнем.
— Теперь говорите, дружище, — сказал француз. — Я весь внимание. Надеюсь, мне нет надобности предупреждать, что если вы вздумаете меня обмануть, — вы ведь меня знаете, — это вам дорого обойдется.
— Хорошо, — отвечал бандит, торопливо пряча в карманы только что полученное им золото. — Можете быть спокойны, с вами я во всяком случае не стану хитрить.
— Ну-с, все предварительные переговоры закончены к обоюдному удовольствию, теперь расскажите подробно, в чем дело.
— Это займет немного времени, сеньор. Вчера вечером я по обыкновению был в «клубе» филармонического общества, которое вы, конечно, тоже знаете.
— Да, знаю, — отвечал, улыбаясь, дон Луис, — продолжайте.
— Мне вчера чертовски не везло, и к полуночи я проигрался в пух и прах… делать мне там было больше нечего, и я, убитый неудачей, собрался уже уходить домой, как вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся и, к своему удивлению, увидел дона Ремиго Диаса. Раскланявшись, как и подобает истинному кабальеро, я…
— Виноват, — перебил его француз, — вы очень хорошо рассказываете, дорогой сеньор, но если будете продолжать в том же темпе, то рассказ, чего доброго, займет гораздо больше времени, чем вы обещали, а я очень спешу, поэтому говорите короче, пожалуйста.
— Что ж, тем лучше. Я изложу все в нескольких словах. Дон Ремиго Диас взял подряд и действует по поручению другого лица.
— А вам не удалось узнать имени этого лица?
— К сожалению, нет.
— Продолжайте.
— Смысл операции сводится к тому, чтобы похитить, по возможности не причиняя никакого вреда, обеих дочерей дона Гутьерре, когда они будут возвращаться из итальянской оперы. Причем подобная операция ничем не грозит ее участникам, поскольку в городе царит полная анархия и о каком-либо преследовании похитителей не может быть и речи… Но это, конечно, предполагает соблюдение некоторых предосторожностей, тем более, что девушек, по всей вероятности, будут сопровождать двое храбрых кабальеро, которых вы, конечно же, знаете, — добавил бандит с насмешливой улыбкой.
— Да, я их знаю, — тоже улыбаясь, отвечал дон Луис. — Продолжайте.
— Дон Ремиго Диас явился в «клуб» специально для того, чтобы подыскать шестерых молодцов, готовых пойти на что угодно, и, конечно, сейчас же их нашел. Это сеньоры Эль-Ассустадо, Кучильеро, Эль-Торо, Эль-Нино, Самбуйо и ваш покорнейший слуга. Как видите, он подобрал довольно удачную компанию.
— Я с вами вполне согласен, у дона Ремиго Диаса прекрасное чутье на людей, тем более, что ему приходится это делать не в первый раз.
— После похищения, если оно пройдет удачно, девушек предполагается немедленно доставить в Шапультепек, и только после этого каждый из нас получит пятьдесят пиастров и возможность идти на все четыре стороны.
— Итак, девушки должны быть похищены сегодня вечером, и в похищении их должны принять участие шестеро только что названных вами субъектов.
— Нет, всего будет занято восемь человек.
— Как же так? Вы мне назвали только шестерых.
— Это верно, но дон Ремиго Диас и его неизвестный друг тоже намерены принять участие в операции, если в этом возникнет необходимость.
— Черт возьми! Мне это совсем не нравится. Ну, да мы постараемся выпутаться из беды… А вы не можете мне сказать, в каком именно месте предполагается совершить нападение на экипаж?
— На площади, в том месте, где начинается Монтерилья.
— Место выбрано превосходно, потому что там как раз находится дом дона Гутьерре… Итак, решено, кабальеро, вы ни при каких обстоятельствах не примите участия в похищении девушек?..
— Карай! Разумеется. Дон Ремиго все только обещает заплатить, но до сих пор не дал мне ни гроша.
— Тогда как я уже заплатил вам.
— Кроме того, — патетически добавил бандит, — я у вас в долгу.
— Это само собой разумеется, — смеясь, отвечал дон Луис, бросая на стол пиастр в уплату за выпитое. — До свидания, сеньор Гардуна. Благодарю вас за сообщение, и да хранит вас Бог, — многозначительно добавил он, делая особое ударение на последнем слове, что прекрасно понял бандит.
Дон Морэн вышел из ранчо, вскочил на лошадь и в глубокой задумчивости направился в Мехико, который находился отсюда на расстоянии не более одного километра.
Да, ситуация была и в самом деле весьма серьезной, тем более, что, как остроумно заметил сеньор Гардуна, на какую бы то ни было помощь со стороны полиции рассчитывать не приходилось — она уже несколько дней пребывала в полном бездействии, и даже все ее агенты куда-то попрятались. Везти молодых девушек в театр при таких обстоятельствах было бы полнейшим безрассудством, потому что двое их кавалеров, как бы сильны и храбры они ни были, конечно же не смогут справиться с восемью бандитами.
С другой стороны, отказать девушкам в удовольствии отправиться в театр, куда они собирались как на праздник, и неизбежное при этом объяснение причины такого отказа — задача неблаговидная и чреватая некоторыми нежелательными последствиями.
Француз ломал себе голову, стараясь придумать, как с одной стороны уберечь девушек, а с другой — наказать головорезов, замысливших это гнусное дело; но сколько он ни думал, придумать не мог ничего, а потому, чем ближе он подъезжал к городу, тем больше мрачнел, ощущая свое бессилие.
