Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы
Сражение еще продолжалось, но далеко впереди, откуда доносились звуки битвы, и Гуг только сейчас заметил, что справа от него пробегают толпы франков — рыцарей и латников. Все они устремлялись вниз из пролома в стене и немедленно рассеивались по улицам и переулкам раскинувшегося перед ними города, словно опасаясь, что все закончится без их участия. Никто не обращал на Гуга ни малейшего внимания.
Гуг поднялся, но тут же обнаружил, что пока не способен передвигаться, поскольку перед глазами все поплыло с угрожающей быстротой, и он снова оказался сидящим на земле. Падая, он боком ощутил весомый удар от бутыли с водой и приободрился. Достав из-под кольчуги шарф, он смочил его и прочистил глаза от грязи, морщась от боли и с каждой секундой чувствуя облегчение. После вторичной промывки чистой водой к Гугу вернулось ясное зрение, и он смог оглядеть местность, где только что лежал без чувств.
Его окружали поверженные тела. Среди погибших он различил равное количество франков и мусульман, но среди своих не нашел ни одного знакомого лица. Радость от того, что все его друзья живы, уступила место удивлению: почему они бросили его одного? Единственное объяснение, которое он смог придумать — и, пожалуй, наиболее вероятное, поскольку Арло ранее никогда его не покидал, — было то, что они потеряли Гуга из виду в этой заварухе, вскоре превратившейся в настоящую свалку. Товарищи могли просто не заметить его, лежащего у подножия каменной кучи лицом вниз, засыпанного песком и придавленного двумя трупами. Скорее всего, они решили, что он давно их опередил, и ринулись дальше на поиски.
Поняв, что опасность миновала, Гуг снял плоский стальной шлем, ослабил завязки на шее и стянул с головы кольчужный капюшон, предварительно ощупав его и с удовлетворением убедившись в отсутствии прорех. Затем он еще раз обильно смочил шарф и вытер себе лицо, шею и ладони. В голове тяжелым молотом стучала боль — вероятно, от полученного сильного удара, — но на шарфе не осталось следов крови, и Гуг не ощущал ни малейшего неудобства при движении.
Он прополоскал рот, выплюнул набившийся туда песок, глотнул воды, после чего плотно заткнул горлышко бутылки, снова надел капюшон и шлем, закрепив их ремешками под подбородком. Затем Гуг медленно поднялся, растопырив руки для равновесия, и, несмотря на небольшое головокружение, на этот раз уже твердо устоял на ногах.
Меч в ножнах висел на боку, где ему и полагалось быть, зато нигде не было заметно щита и кинжала. Гуг принялся осматриваться и вскоре обратил внимание на знакомую раскрашенную рукоять булавы, застрявшей зубцами в позвоночнике последнего поверженного им неприятеля.
Вытягивая, выкручивая зубчатый набалдашник, Гуг старался не смотреть на мертвеца. Наконец булава с хрустом высвободилась вместе с налипшим на нее мясом и сгустками крови. Гуг ударом о землю кое-как очистил ее от запекшейся массы и еще раз огляделся в поисках кинжала. Осознав, что клинок, должно быть, погребен под громоздящимися завалами тел и потому не виден, Гуг распростился с мыслью его отыскать и вынул из ножен меч. Крепко сжав в правой руке эфес длинного клинка, а в левой — булаву, Гуг де Пайен двинулся вперед, чтоб наконец вступить в Святой город.
Он целый день не выпускал из рук оружие, но ему ни разу не представился случай пустить его в ход, кроме трех щекотливых ситуаций, когда Гуг уже готов был проучить своих же воинов, опустившихся до жестокости по отношению к людям, которых при всем желании невозможно было представить в числе защитников Иерусалима, — старух и молодых женщин, в том числе беременных, а также напуганных беспомощных ребятишек.
К ночи Гуг успел уже обойти весь разоренный город. На заходе солнца он покинул Иерусалим через Дамасские ворота, пройдя в двух шагах от Сент-Омера и Мондидье и не обратив никакого внимания на их приветственные оклики. Оба удивились, но, хорошо зная своего товарища, приняли как должное, что он не выразил радости при встрече. Стоя плечом к плечу, они провожали взглядом его фигуру, исчезающую в сгущающихся сумерках, предполагая, что он решил вернуться в бивак.
* * *Пейн и Годфрей ошиблись. Верный Арло, целый день лихорадочно метавшийся в поисках друга и хозяина, провел ночь без сна, поджидая его, но тот так и не появился. Только через несколько недель до него дошли слухи, будто бы кто-то видел Гуга де Пайена живым и невредимым; за это время все, включая ближайших друзей, уже сочли его покойником. Особенно переживал Арло; он похудел, осунулся и единственный из всех не желал мириться с утратой. Годфрея и Пейна граф Раймунд предусмотрительно и к счастью для них нагрузил всяческими поручениями, потому что по себе знал, как тяжела потеря близкого друга.
Простолюдин Арло не мог рассчитывать на такое участие, поэтому был предоставлен сам себе и прибегал к собственным ухищрениям. Потратив три дня на добывание сведений, он решил, что Гуг оказался в числе убитых мародеров и его тело могли упрятать в какую-нибудь яму. Еще несколько дней Арло прочесывал город вдоль и поперек, обыскивая каждый закоулок и брошенный дом, все канавы и рытвины в поисках тела хозяина.
Наконец последствия грабежа в городе были устранены, гниющие трупы собраны и сожжены, улицы расчищены, а дома приспособлены для житья. Эта косметическая чистка, по самой скромной оценке требующая левиафановых усилий, потребовала двух недель изнурительной работы, в которую были вовлечены все без исключения — от конных ратников до пленников, способных держать в руках лопату или метлу. Тем не менее запах крови и смерти еще долго витал в узких темных переулках, словно сами городские камни впитали его.
Когда все поиски закончились неудачей, Арло лично обратился к каждому военному предводителю крестоносного войска. Никто из них не видел сира Гуга де Пайена, не знал и, кажется, не желал знать, что с ним приключилось.
И вот однажды утром, на рассвете, Гуг собственной персоной неожиданно заявился в лагерь. Одет он был в лохмотья, прикрытые сверху изорванной домотканой накидкой, и вел за собой ослика, нагруженного какими-то перевязанными тюками. Он едва кивнул остолбеневшему от изумления Арло, словно только что виделся с ним, и начал разгружать поклажу, которой оказались его кольчуга, стеганая рубаха, латы, булава и меч. Гуг ни словом не обмолвился о том, где он пропадал столько времени и чем занимался, и, когда Арло прямо его об этом спросил, обронил только: «Так… ходил, думал». Кроме этого объяснения Арло больше ничего от хозяина не добился, но он и так с самого начала уже понял, чтс вернувшийся на рассвете Гуг де Пайен не имеет ничего общего с человеком, поведшим за собой людей в образовавшийся пролом три недели назад.
