Джек Уайт - Рыцари света, рыцари тьмы
Выслушивая потом свидетельства очевидцев и просто тех, кто был устрашен размахом бедствия, Гуг замечал, как в душе его зреет все большее недоверие к Церкви и ее приспешникам. Тем не менее он даже не мог предположить, что события в Иерусалиме превзойдут худшие из его ожиданий.
ГЛАВА 8
— Это еще что, молодцы, — клянусь кишками Самого Христа, что к полудню мы проберемся внутрь! Кто хочет побиться со мной об заклад?
— Дураки бы мы были, Гоф, если бы согласились. На этот раз никаких тебе пари.
Это откликнулся Мондидье, перекрикивая грохот рушащейся каменной кладки. Он дурашливо постучал друга по шлему, но Гуг и Арло не обратили на их препирательства ни малейшего внимания, поглощенные зрелищем изуродованных выбоинами иерусалимских стен. Окинув взглядом цитадель, высившуюся всего в пятидесяти шагах от них, Пейн добавил:
— Мы еще не сошли с ума, чтобы спорить об очевидном. Боже правый, вы только посмотрите! Против таких орудий ничто не устоит! Вот и фасад уже почти обрушился. Глядите, он валится!
В этот момент прямо перед ними на обезображенной стене возникла длинная трещина, переползающая от одной выбоины к другой, лучами окаймляя бреши, так что вся наружная сторона городских укреплений раскрошилась и в мгновение ока подалась вперед, обнажая щебеночное наполнение двух цементированных внешних слоев стены. Не успел обвалиться передний слой, как очередной метательный снаряд врезался в каменное крошево, выбив изрядную долю булыжной сердцевины. Стало очевидно, что при непрекращающемся обстреле вся фортификация непременно рухнет, и очень скоро.
Гуг, опиравшийся на развалины древнего земляного вала, выпрямился, вложил меч в ножны и поманил одного из своих латников. Тот подошел и встал навытяжку, всем своим видом изображая внимание. Гуг взял воина за руку и развернул его лицом к разрушавшейся на глазах стене.
— Видишь эти выбоины? Понимаешь, что они означают?
Латник кивнул, и Гуг одобрительно похлопал его по плечу:
— Молодец. Теперь пойди и разыщи его светлость графа Тулузского. В это время его можно найти в его шатре или где-нибудь поблизости. Передай ему поклон от меня и скажи, что, по моим расчетам, эта часть стены упадет уже сегодня утром… возможно, через час. От моего имени попроси также — да только потише! — оказать нам честь и вместе с нами первым войти в город. В этом случае будешь его провожатым. Ты понял, что передать?
— Да, сир.
— Хорошо. Повтори.
Гуг выслушал воина и кивнул:
— Годится. Иди же, не мешкай. Помни, что донесение должен слышать только сам граф. Я сказал тебе, а ты скажешь ему, и больше никто не должен об этом знать. Смотри, не проболтайся ни единой живой душе, пусть даже тебя перехватит по дороге сам король. Ну, пошел!
Проводив взглядом посланца, Гуг обернулся к приятелям, едва отклонившись от звонкого града каменных обломков, вызванного особенно мощным ударом метательного орудия.
— Что ж, друзья, кажется, впервые в жизни мы с вами оказались в нужном месте в нужное время. Как только пройдет слух о бреши в стене — а разнесут слух те, кто эту брешь проделал, — сюда ринутся все, кому не лень. Я же, со своей стороны, намерен быть в числе первых ее покорителей. Давайте-ка поторопимся и никого не пропустим вперед себя.
Все трое немедленно стали осторожно пробираться к развалинам: Гуг посредине, справа Годфрей, а левша Пейн — соответственно, слева. Пристроившись позади Пейна и отставая на шаг, за ними следовал Арло со штандартом барона Гуго де Пайена. На его бесстрастном лице живыми казались только глаза, без устали осматривающие округу, хотя единственную опасность на тот момент представляли свистящие мимо них каменные обломки.
Это происходило в пятницу, пятнадцатого июля 1099 года. Франки установили вблизи Иерусалима мощные баллисты, беспрестанно осыпавшие городские стены градом увесистых каменных глыб. Результаты такой бомбардировки особенно хорошо были заметны с позиции, где сейчас находились четверо друзей. Они убедились, что с каждым новым попаданием фасад все более крошится и рассыпается. Тремя днями ранее этот участок стены был признан наименее укрепленным в поле их видимости, и сюда были подтянуты три огромнейшие осадные машины. Их установили в одну линию так, чтобы снаряды попадали в одно и то же место. Самая маленькая из выпускаемых ими глыб была размером с дюжего молодца, тогда как другие достигали размеров лошади, поэтому зарядным командам пришлось попотеть, подтаскивая камни к орудиям и укладывая их в требюше. Как только баллисты были готовы к бою, снаряды без перерыва начали дырявить городские стены. Каждую минуту метательные устройства выпускали огромный снаряд, летящий в самое слабое место каменной кладки.
Антиохия, с начала изнурительной осады которой уже минул год, целых восемь месяцев сопротивлялась напору четырехсот рыцарей и тридцатитысячной армии пехоты. А теперь Иерусалим готов был сдаться уже через шесть недель обороны, хотя франкское войско с тех пор уменьшилось втрое.
Впрочем, основную часть этого войска сейчас составляли закаленные и ожесточенные испытаниями воины, пережившие кошмарное полугодовое путешествие из Антиохии до стен Святого города. В дороге путники теряли рассудок от голода, и мало среди них набралось бы таких, кто не отведал мяса поверженных врагов с единственной целью сохранить себе жизнь. Иерусалим, окончание долгой одиссеи и предел желаний, не мог спастись за хлипким прикрытием городских стен. Потеряв добрую половину людей за триста пятьдесят миль пути из Антиохии к югу, отвоевывая каждый метр, приближавший к заветной цели, заметно поредевшее франкское войско более не сомневалось в праведности своих устремлений. Они заслужили обладание Святым городом. Так было угодно Богу.
Прошел час, а может, и того меньше — некому в то утро было следить за временем. Гуг с товарищами уже вплотную приблизились к городским стенам, и теперь они стояли под смертоносным дождем каменных обломков, разлетавшихся окрест всякий раз, как над головами друзей описывал широкую дугу очередной снаряд, выпущенный из гигантской катапульты. Опасность подстерегала не только сзади — в лицо смельчакам целились защитники города, с обеих сторон осыпая стрелами площадку с установленными на ней требюше.
Пригнувшись и прикрывшись щитами, приятели жались друг к другу, больше всего опасаясь, что их кто-нибудь опередит на пути к желанной цели. С той минуты, как Гуг отправил гонца к графу, на ранее пустующем пространстве у стены уже собралась целая толпа. Воины не сводили напряженного взгляда с поврежденной кладки, пытаясь угадать, где появится первая пробоина. Впрочем, пайенская четверка обеспечила себе самую выигрышную позицию и не собиралась никому ее уступать — разве что графу Раймунду, с которым они без колебаний разделили бы успех.
