Павел Комарницкий - Последний наказ
— Это что же, Вышатич… Выходит, мы их бросаем тут на поругание… На смерть лютую оставляем.
Ратибор смотрел на молодую женщину угрюмо, но глаз не отводил. Откуда ей знать…
— Послушай меня, госпожа моя. Ведомо ли тебе, что я служил у мужа твоего сотником ранее?
— Ведомо, Вышатич.
— Так вот. Было одно ратное дело, когда князь велел мне отход прикрывать. И остались мы с неполною полусотней против орды половецкой. И покуда половцы рубали нас в капусту, князь Рязанский с ратью успел через реку переправиться. Прав ли он был, как мыслишь?
Княгиня смотрела снизу вверх, огромными сухими глазами.
— Не знаю, Вышатич.
— Прав. Потому как целое всегда больше.
— Это меня ты имеешь в виду? — невесело усмехнулась Лада — Половинка я, Вышатич. Остаточек.
Ратибор ещё чуть помолчал. Эх, не учён красно говорить…
— Сбираться надобно, госпожа.
…
— Ну что, давай прощаться, Кирила Гюрятич. Бог даст, когда и свидимся.
— Храни вас Бог, родные мои.
Стоявшая сзади княгиня вдруг порывисто шагнула вперёд, наклонилась над раненым и поцеловала.
…
Ратибор начал осторожно высвобождать руку, но пальцы молодой женщины неожиданно сильно сжали её.
— Погоди чуток, Вышатич.
— Трогаться надобно, госпожа моя…
— Погоди, говорю тебе. Слушалась я тебя всю дорогу, послушай разок и меня.
Витязь послушно прекратил попытки высвободить руки. Ладно…
— Слушай меня, Ратибор Вышатич. Ты убьёшь Бату-хана.
Возможно, она ждала возражений. Или хотя бы возгласа — "Я?!!". Он молчал.
Её глаза пылали отсветами огня, но витязю казалось, что они светятся сами по себе.
— Ты сможешь. Кто, если не ты? Я видала, как ты крадёшься во мраке. Как бьёшь из лука своего. И надо-то всего одну стрелу… Кто, кроме тебя?
Ратибор молчал. Можно было возразить, но он молчал.
Разумеется, Батыя стерегут, как зеницу ока. Само собой, кругом него сотни нукеров. Естественно, хан и близко не подходит к сече. Всё так.
Да только трудно найти на лесной Руси поляну шириной более тысячи шагов. И Ратибор умеет стрелять с дерева, как с ровной земли.
— А ежели не выйдет у тебя, попробует кто-нибудь ещё. Может, кто-то испробует яд. Может, кто-то проберётся с кинжалом. Но это надо сделать, Ратибор Вышатич, покуда не погибла вся Русь, а там и весь свет.
Нет, нечего на это возразить.
— Я попытаюсь — и снова не выходит у него улыбка, снова стянуло скулы — вот только выполню, что князю обещался. Доставлю тебя в Новгород.
— Зачем? Чтобы меня гуртом снасильничали на новагородской мостовой поганые, как княгиню Агафью Владимирскую? Да и не добраться нам теперь, об одном-то коне.
— Стой! Что за люди?
Ратибор остановил коня, с огромным облегчением вглядываясь в настороженные лица городских стражников. Торжокская сторожа, стало быть. Русские люди. Надо же.
И тут сзади тихонько засмеялась молодая княгиня.
…
— … А это ты видал, воевода? — витязь потряс маленькой золотой пластинкой — Не пугаю я тебя, пойми. Баб да ребятишек надобно из города уводить не мешкая. Не удержаться вам против орды поганой.
Воевода был хмур и зол, как непроспавшийся бык — вот-вот заревёт глухо, забодает огромной кудлатой башкой.
— А куды они пойдут, о том ты подумал? По глубоким снегам, пешими — далеко ли уйдут?
— Да пошто пешими? Снаряди всех лошадёнок, что ни на есть, да запряги в розвальни — оно и хватит. За три-четыре дня до Волока доберутся, а там и Новагород уж недалече. А ратникам за стенами городскими кони и вовсе ни к чему.
Воевода почесал спину, неожиданно ловко вывернув мощную волосатую руку.
— Ништо, Бог не выдаст — свинья не съест. Продержимся до подмоги. Стены у Торжка крепкие.
— Не упрямствуй, воевода. Ратным людям гибнуть — это одно, мы для того и ставлены. А баб и ребятишек зазря погубишь.
Воевода вдруг нехорошо прищурился.
— А ежели их по дороге татары посекут? И боле того скажу — не для того ли выманиваешь?
— Тьфу! — Ратибор в сердцах сплюнул. — Ну и дурень ты, воевода!
— А вот за дурня — в поруб тебя![поруб — древнерусская КПЗ].
— Чего? — Ратибор осёкся — Меня в поруб?
— Тебя, лазутник татарский!
— Я… татарский лазутник?! Ай спасибо тебе, воевода! Знамо люди говорят — бей своих, чтоб чужие боялись! И княгиня Ижеславская при мне подручная, стало быть?
Но воевода уже сообразил, что ляпнул не то. Действительно, княгиня-то тут при чём… И предупредил заранее…
Витязь понял — надо идти на мировую, пока бык остыл малость. А то не ровен час, и впрямь засадит в поруб. Пока отойдёт, разберётся… А времени лишнего нет ни единого часу.
— Ладно, воевода, не гневайся зазря. За худое слово прости, сгоряча я. Ты тут хозяином от Новагорода ставлен, тебе и решать. Только учти — татары, как на Русь пришли, одной ухватки держатся. Сгоняют они народ к городам, ровно рыбу в кошель. Поняли, что русские люди крепко на стены надеются.
— Дак как же? Стены от степняков самая защита и есть. Поторкаются в стены да и назад. А кто не успел укрыться — того и имают. Спокон веку так.
— То не про татар, воевода. От татар стены не уберегут.
Воевода сопел, думал. Или делал вид, что думает.
— Ладно, витязь. Соберу людей своих кого-нито, подумаем вместе.
Ратибор хмуро молчал. Имеющий уши да слышит. Только что толку от ушей при такой твердейшей башке? А впрочем, кто его знает? Вдруг и впрямь не успеет обоз дойти до Новгорода?
Перед витязем вновь встало, как наяву — скрюченные пальцы торчат из снега…
— Ладно, воля твоя. Только нас с княгиней отпусти до свету.
— Езжайте, я вам не указчик.
— Спасибо, воевода — витязь чуть замялся — Вот ещё одно. Баньку бы нам. Я-то ладно, человек привычный, перетерплю. А молодой княгине…
Воевода чуть подобрел.
— Чего не понять, не поганые мы, чать. Баньку на моём дворе аккурат сейчас истопят. Ежели не побрезгуете…
— Вот уж спасибо тебе. Без еды русский человек долго сдюжит, а без бани…
