Александр Дюма - Графиня де Шарни
Значит, пробраться внутрь невозможно.
Он подошел к воротам, протянул руку к молотку и приготовился было постучать, однако, покачав головой, бесшумно выпустил молоток из рук.
Очевидно, ему в голову пришла какая-то новая мысль, заставившая его вновь обрести потерянную было надежду.
— В самом деле, это вполне возможно! — прошептал он.
Он снова поднялся к улице Платриер и свернул на нее.
На ходу он со вздохом взглянул на фонтан, где шестнадцать лет назад не раз запивал черствую горбушку черного хлеба, пожертвованную щедрой Терезой или гостеприимным Руссо.
Руссо умер; Тереза — тоже; сам он достиг зрелого возраста, обрел признание, славу, состояние. Но стал ли он от этого счастливее, безмятежнее, разве его терзали, как теперь, сомнения в те времена, когда, сгорая от безумной страсти, он макал свой хлеб в воду этого фонтана?
Он продолжал путь.
Наконец он уверенно остановился перед входной дверью, верхняя часть которой была забрана решеткой.
Видимо, он достиг цели.
Однако он с минуту постоял, прислонившись к стене: то ли нахлынувшие воспоминания слишком сильно на него подействовали, то ли он боялся, что надежда, приведшая его к этой двери, превратится в разочарование.
Наконец он провел рукой по двери и с выражением неописуемой радости нащупал в небольшом отверстии шнурок — при помощи этого шнурка дверь отпиралась в дневные часы.
Жильбер помнил, что жильцы иногда забывали втянуть этот шнурок внутрь и что однажды вечером, когда он, задержавшись, торопливо возвращался в мансарду, занимаемую им у Руссо, он воспользовался этой забывчивостью, чтобы войти в дом и добраться до своей постели.
Было похоже, что в доме, как и раньше, жили люди слишком бедные, чтобы бояться воров: прежняя беззаботность служила причиной и объяснением все той же забывчивости.
Жильбер дернул шнур. Дверь отворилась, и он очутился в темном сыром проходе, в конце которого находилась скользкая и липкая лестница, похожая на свернувшуюся кольцами и приподнявшую голову змею.
Жильбер бесшумно притворил за собой дверь и ощупью двинулся по лестнице.
Пройдя ступеней десять, он замер.
Слабый свет, сочившийся сквозь грязное стекло, свидетельствовал о том, что в этом месте стены было окно, и хотя на дворе уже была ночь, за окном было светлее, чем внутри.
Несмотря на слой грязи, покрывавший стекло, сквозь него можно было различить звезды.
Жильбер нащупал небольшую задвижку, отпер окно и тем же путем, каким пользовался уже дважды, спустился в сад.
Несмотря на то, что прошло уже пятнадцать лет, сад все это время словно стоял у Жильбера перед глазами, и потому, едва оказавшись внизу, он сейчас же узнал и деревья, и куртины, и поросший виноградом угол дома, у которого садовник оставлял лестницу.
Он не знал, заперты ли бывают к этому времени двери; он не знал, жил ли г-н де Шарни вместе со своей супругой, а если там не было г-на де Шарни, то были ли в доме слуги или камеристка.
Решившись во что бы то ни стало отыскать Себастьена, он подумал, что рискнет поставить Андре в неловкое положение только в самом крайнем случае, попытавшись прежде всего увидеться с ней наедине.
Первое испытание ждало его на крыльце: когда он нажал на ручку двери, дверь поддалась.
Он предположил, что, раз дверь не заперта, Андре, должно быть, не одна.
Только очень сильное волнение может заставить женщину, которая живет в особняке одна, забыть запереть дверь.
Он тихонько потянул дверь на себя, радуясь при мысли о том, что этот выход, остававшийся его последней надеждой, оказался ему доступен.
Спустившись по ступенькам крыльца, он поспешил заглянуть сквозь решетчатый ставень — тот, что пятнадцать лет назад распахнулся под рукой Андре и ударил его по лбу; это было в ту самую ночь, когда, зажав в руке полученные от Бальзамо сто тысяч экю, он пришел предложить надменной девушке выйти за него замуж.
Этот ставень прикрывал окно гостиной.
Комната была освещена.
Однако на окнах были занавески, и сквозь них ничего не возможно было разглядеть.
Жильбер продолжал обход.
Вдруг ему почудилось, что на земле и деревьях дрожит слабый свет, падающий из отворенного окна.
Это отворенное окно находилось в спальне; он узнал это окно: именно через него он украл того самого ребенка, которого теперь разыскивал.
Он отступил, выходя из света, отбрасываемого окном, в надежде что-нибудь увидеть, оставаясь незамеченным.
Подойдя к окну настолько, чтобы получить возможность заглянуть внутрь комнаты, он прежде всего увидел открытую дверь в гостиную, потом — кровать.
На кровати неподвижно лежала истерзанная, умирающая женщина; глухие гортанные звуки, похожие на предсмертные хрипы, рвались из ее груди, прерываемые время от времени стонами и рыданиями.
Жильбер медленно приблизился, по-прежнему избегая полоски света: он не решался ступить в нее, опасаясь быть увиденным.
Наконец он прижался бледным лицом к стеклу.
У Жильбера не оставалось больше сомнений: эта женщина была Андре и она была одна.
Но как Андре оказалась одна? Почему она плакала?
Об этом Жильбер мог узнать только от нее самой.
Тогда он бесшумно влез в окно и оказался у нее за спиной в ту самую минуту, когда магнетическое притяжение, к которому Андре была столь чувствительна, заставило ее обернуться.
Два врага встретились еще раз!
XIII
ЧТО ПРОИЗОШЛО С СЕБАСТЬЕНОМ
При виде Жильбера Андре испытала не только сильнейший ужас, но и непреодолимое отвращение.
Для нее Жильбер-американец, друг Вашингтона и Лафайета, облагороженный научными знаниями и талантом, по-прежнему оставался Жильбером-ничтожеством, грязным гномиком, затерявшимся в рощах Трианона.
А Жильбер испытывал к Андре, несмотря на ее презрение, оскорбления, гонения, уже не ту страстную любовь, заставившую его юношей совершить преступление, но глубокое и нежное участие: он был способен оказать ей любую услугу, даже с опасностью для собственной жизни.
Будучи наделен от природы здравым смыслом, обладая непреложным чувством справедливости, появившимся у него благодаря полученному им образованию, Жильбер понимал, что во всех несчастьях Андре повинен он и что ничего не будет ей должен лишь после того, как сможет доставить ей счастье, равноценное принесенному им несчастью.
В чем же и каким образом Жильбер мог благотворно повлиять на будущее Андре?
Этого-то он как раз и не мог понять.
Увидев эту женщину вновь во власти сильного отчаяния, нового отчаяния, он почувствовал, как в сердце его проснулось сострадание к ее великой беде.
