Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи
В столице я почти никого не знал. Попытки позвонить нескольким подругам закончились удручающе. Фройляйн Митци из Карл-театра теперь была помолвлена с болгарским графом; а когда я позвонил фрау Ганни, жене торговца зерном из Пуркерсдорфа, её муж ответил на звонок и пообещал пристрелить, если я появлюсь рядом с его домом. Однако я не был полностью ограждён от общества, потому что теперь начала набирать обороты зимняя программа тёти, состоявшая из званых вечеров.
И во время одного из таких сборищ в середине ноября Франци, служанка тетки, возвестила о приходе мадам Грбич-Карпинска. Та вплыла в комнату, как фрегат под полными парусами, меховой палантин оставлял непокрытой её великолепную прическу. Серо-голубые глаза под изогнутыми дугами бровей обежали собравшихся - которые вдруг замолчали, будто находились в театре - а затем остановились на мне.
Она не смутилась ни на секунду. Тетя представила нас. Мадам Грбич-Карпинска обезоруживающе улыбнулась и произнесла по-немецки с отчетливым польским акцентом:
— Ах, дорогая Алекса, мы с герром лейтенантом уже встречались. У нас было приятное, но краткое свидание тет-а-тет летом, когда он был пациентом в Центральной больнице.
Я испытывал соблазн заметить, что тет-а-тет - это, безусловно, новое обозначение того, что тогда произошло. Но я хранил молчание, просто поцеловал ей руку и ограничился банальными вежливыми замечаниями. Немного позднее, как только позволили приличия, она отыскала меня: это было не сложно, учитывая, что нога вынуждала меня просидеть почти весь вечер. Божена очень обрадовалась, обнаружив, что мы можем общаться на польском, на котором я говорил бегло, хотя и с легким чешским акцентом.
— Мой дорогой, дорогой лейтенант, как приятно снова вас видеть. Как ваша бедная нога? Ваша тетя рассказала, что вы пострадали в авиационной катастрофе. Как романтично! Я всегда считала, что пилоты должны быть такими храбрыми. Когда-нибудь мне бы очень хотелось полетать самой: скорость, ветер в лицо, ах! Какой, должно быть, экстаз, упоительный, как сама любовь. Но скажите, вам уже лучше?
— Благодарю вас, намного лучше. Я уже способен гулять без трости. Доктора полагают, что к весне я окончательно поправлюсь. Но скажите, мадам, если возможно, что снова привело вас в Вену?
— Откуда вы знаете, что я отсутствовала? — она искоса взглянула на меня.
— Ваш кузен, ротмистр Мальчевски, сообщил, что вы живете в Венгрии, в Банате, как я понял.
— О, вы опасный, опасный человек, — она лукаво улыбнулась, — тайно выспрашивать о почтенных замужних дамах... Никогда не слышала ни о чем подобном. Почему вы хотели это знать?
— Чистое любопытство, моя дорогая. Я был очень огорчен, когда узнал от ротмистра, что столь прекрасная и очаровательная дама тратит свою нежность на захудалых кукурузных полях, хотя должна бы украшать столицу.
Она вздохнула, словно кузнечные мехи, и опустила взгляд.
— Ах да, очень жаль, мой дорогой лейтенант. Но в этой юдоли скорби все мы несем свои горести.
— Но какие горести, если не секрет? Уверен, что такая красивая и, как я понимаю, талантливая дама, как вы, должна иметь мало поводов для огорчений.
Она снова опустила взгляд и на пару мгновений замолчала, будто ожидая сигнала от суфлёра. Поскольку я не дал подсказки, она справилась сама.
— О да, все так думают. Но лишь Пресвятой деве известно, что у меня достаточно поводов для горя: я брошена в этой пустыне, погребена заживо в гнилой зловонной яме, зовущейся городом, окружена сербскими крестьянами, чуть менее дикими, чем их собственные свиньи, и стаей евреев и цыган. До ближайшей железнодорожной станции ехать полдня, а пароход до Будапешта идет два дня даже летом.
— Наверняка у вас есть муж и хозяйство, которым вы занимаетесь: предположу, что у вас есть дети?
Её глаза угрожающе сверкнули
— Фу! Этот невежественный грубый серб? Святая Богородица, зачем я вышла за него? Да-да, я знаю - из-за денег. Но разве могут деньги компенсировать то, что я делю дом и брачное ложе с безграмотным тупицей, от которого воняет табаком и свиным навозом, который едва ли даже знает, как пользоваться вилкой и ножом? О, лейтенант... — в уголке ее глаза блеснула слеза. — Дорогой лейтенант, когда я думаю о том, кем я могла бы стать, и когда я смотрю на себя сейчас, мне хочется плакать...
Я подумал, что она и вправду сейчас разрыдается, и в панике оглянулся. К счастью, мы были наполовину спрятаны от взглядов оставшейся компании за комнатными папоротниками. Она села на колени рядом с моим стулом и стала вглядываться в меня. Глаза её были сурового синевато-серого цвета с тёмной радужкой, но слегка раскосые, с оттенком азиатских степей.
— Ах, мой дорогой Оттокар - если я вправе так вас называть, - вы не сможете понять, что движет женским сердцем: ни один мужчина этого не сможет. Но вы могли бы оценить, сколько я отдала бы за любовь и дружбу чувствительного и нежного мужчины, который заботился бы обо мне, как о человеческом существе, а не личной собственности. Потому что мой муж женился, только чтобы получить ещё одно произведение искусства для своей коллекции: на этот раз живое, красивое молодое сопрано Божены Карпинска в самом начале карьеры, любимицы Лемберга, на чью руку претендует очередь из баронов и графов - на руку и чудесные золотые волосы. — Она взяла прядь волос и стала ее рассматривать. — И с каждой осенью, когда падают листья, в этих волосах появляется всё новая седина...
Нас прервало объявление моей тети.
— Meine Damen und Herren [22], прошу внимания. А теперь - небольшая музыкальная пауза. Мадам Грбич-Карпинска споет для нас небольшой пустячок из облегченного репертуара: куплеты «Майне герр маркиз» из «Летучей мыши». Представляю вам мадам Грбич-Карпинска.
Она поднялась, сжала мою руку на прощание, прослушала всплеск вежливых аплодисментов и заняла место возле фортепьяно, пока аккомпаниатор садился и раскладывал ноты. Пианист заиграл вступление, и, распрямив пышную грудь, она начала.
Я не особо разбираюсь в голосах, но должен сказать, что судя по меццо-сопрано, достойному и Вагнера, Божена Грбич-Карпинска пела довольно хорошо и выразительно, превосходно контролируя дыхание. Я не сомневаюсь ни минуты, что, если бы она не ушла со сцены, то, возможно, сделала бы если не блестящую, то, по крайней мере, очень достойную карьеру в оперном мире. Нет, проблема тем вечером была скорее личной, чем технической. По правде, хотя она была не выше меня, а мой рост не выше среднего для того времени - она была из тех людей, которые кажутся значительно крупнее, чем в действительности. Как в том определении газа, изучаемом на уроках физики в школе, она как будто расширялась, заполняя любое пространство, в котором оказывалась.
