Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
Глава 16
— Ну, вот я до него и дорос!
Неоптолем повернулся, внимательно разглядывая себя в большом бронзовом зеркале троянской работы. Оно было так идеально отполировано, что отражало все в мельчайших подробностях.
Мощные железные доспехи, вызолоченные и украшенные кованым узором, прославленные доспехи Ахилла, делали и без того могучую фигуру юноши еще мощнее и больше. Высокий гребень шлема со спадающими волнами светлой конской гривы почти касался дубового потолочного бруса, а приподнятые наплечники, казалось, занимали четверть ширины всей комнаты. Пламя стоявшего у стены светильника дрожало, играя в темной позолоте. Ставни в комнате были раскрыты, но рассвет еще только занимался.
— Год назад этот нагрудник болтался на мне, как скорлупа на гнилом орехе… — усмехнулся юноша. — А теперь почти совсем впору — только наплечники чуть отстают, да немного широк и низок пояс.
— Ты ощущаешь тяжесть этих доспехов, мой господин? — спросил Пандион, рассматривая своего царя с ног до головы и почти не скрывая восхищения.
— Да, они очень тяжелы, — Неоптолем кивнул, и светлая грива распалась по его плечам, волной стекла на спину. — Еще недавно я не решился бы носить их. Сейчас надеюсь, что смогу в нем сражаться. А отец? Он надел их еще мальчиком… Ему вначале не было тяжело?
Пандион покачал головой.
— Нет. Он просто надел доспехи и пошел к своим кораблям. Я только и помню, как он шел, весь сверкая на солнце, и как потом отплыли корабли.
— Кстати, о кораблях… — царь нахмурился. — Они готовы?
— Да, мой базилевс! И на каждом по шестьдесят человек. Все до одного — мирмидонцы.
— Кого ты назначил командовать вторым кораблем?
— Леандра. Он опытен и силен, и все воины знают и уважают его. Но я хотел бы… — тут в голосе отважного военачальника послышалась мольба, — я все же хотел бы, мой господин, чтобы ты назначил на второй корабль меня. Возьми меня с собой!
Неоптолем резко повернулся, пластины доспеха, прикрывающие бедра, гулко звякнули одна о другую.
— Нет, Пандион! Я не смогу спокойно отправиться в путь, если не буду совершенно уверен, что оставил Андромаху под надежной защитой. А надежнее тебя нет никого в Эпире. Не проси. Я доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть!
— И ты плывешь неведомо куда, чтобы расстаться с этим самым дорогим, чтобы отдать другому то, что по праву твое! — не утерпев, воскликнул всегда сдержанный Пандион. — Прости меня, мой царь, но я не понимаю! И никто этого не поймет!
— А я и не прошу, чтобы кто-то понял, — спокойно и почти надменно возразил юноша. — Мне достаточно того, чтобы мне повиновались. Иди, Пандион, проверь еще раз, все ли припасы и оружие погружены на корабли, и достаточно ли на них воды. Помни, шторма могут начаться в любое время, и мы, быть может, долго не сможем нигде причалить.
Воин глубоко вздохнул, еще раз бросив на базилевса взгляд, полный удивления и тревоги, будто не мог до конца осмыслить всего, что происходило.
— Когда ты прикажешь отплывать? Завтра? — глухо спросил он.
— Сегодня, — ответил Неоптолем. — Сегодня, как только совсем рассветет.
— Сегодня! О, нет, нет!
С этим возгласом, распахнув дверь, в комнату вбежала Андромаха и тотчас, остановившись, замерла, пораженная обликом юного царя.
— Доспехи… Доспехи Ахилла! Я бы подумала, что это он, не знай я, что это ты, Неоптолем. Я прошу тебя: не уезжай сегодня! Отчего ты делаешь это так поспешно, будто бежишь?
Женщина стояла в нескольких шагах от него, подняв руки к груди беспомощным и молящим движением. В широко раскрытых глазах прятались слезы.
— Ступай, Пандион! — повторил свой приказ царь Эпира. — Когда совсем рассветет, пускай гребцы занимают места. Я подъеду на колеснице, так что не забудь распорядиться, чтобы ее приготовили. Иди.
Воин повиновался, не сказав больше ничего. Неоптолем и Андромаха остались в комнате вдвоем.
— Я не бегу, — сказал юноша, отвечая на ее вопрос. — Но надо плыть, пока море спокойно. Зима надвигается, наступят шторма, и нельзя, чтобы они нас застали вблизи берегов. До Египта плыть долго.
— Все-таки, почему ты решил это сделать? — голос женщины звучал тихо и печально. — Почему ты едешь искать его?
— Потому что должен знать наверняка, он ли это. И ты должна знать. Мы оба думали, что он умер.
— И если он жив? — голос Андромахи так заметно задрожал, руки так тревожно сжались, что до Неоптолема вдруг дошла ее тайная и страшная мысль.
— Ты подумала?!.. — ахнул он, с прежним мальчишеским пылом, весь заливаясь краской под блистающим величием шлема. — Ты подумала, что я хочу его убить?! Да, Андромаха? Да?
— Нет! — вскрикнула женщина. — Не подумала… Это шло не из сознания, я не знаю, откуда был этот страх! Какой-то демон нашептал мне это…
— Значит, и мне он это нашептывал, только я его не услышал, — глухо и горько сказал Неоптолем. — Наверное, Пандион прав, и я — сумасшедший. Но скажи мне только: если этот человек — тот самый Гектор, если Гектор жив… ты ведь никогда не сможешь любить никого другого?
— Неоптолем!.. — прошептала женщина, внезапно ощутив в горле колючий комок слез.
— Ответь! — крикнул он.
— Никогда не смогу!
Юноша наклонился и поцеловал ее в теплую, влажную щеку.
— Вот. Значит, я пытался украсть то, на что не имел и не имею права! И то, что мы с тобой так и не стали мужем и женой — воля богов. Я, сын великого Ахилла, не могу быть вором, Андромаха! Я найду Гектора, чтобы вернуть тебя ему.
— Неоптолем…
Женщина стояла, вскинув к нему лицо, в двух шагах, так, что он ощущал теплоту ее дыхания, дрожь ее прижатых к груди рук.
Небо за окном безжалостно светлело, восток над кромкой горного склона очерчивался оранжевой полосой.
— Только теперь я поняла тебя до конца! — вскрикнула она. — Теперь, когда ты уходишь, и мы можем больше не увидеться!
— Будет так, как должно быть, — юноша собрал все силы и обнял ее, прижав к себе. Хрупкое тело жгло его через железную броню нагрудника. — Я не сомневаюсь в тебе, Андромаха. Ты будешь управлять Эпиром в мое отсутствие не хуже, чем в дни моей болезни. Я вернусь через год, наверное… Быть может, через полтора. Вряд ли мое путешествие будет более долгим. Но может быть всякое. Жди.
Царь Эпира взглянул в окно.
— Светает. Проводи меня на террасу.
— А можно поехать с тобой в гавань? — тихо спросила женщина.
— Нет. Ненавижу длинные проводы, ненавижу оглядываться на берег. Если хочешь, поднимись на башню — оттуда видна бухта, и ты увидишь, как мои корабли выйдут в море.
