Кэрри Гринберг - Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании
Юноше не спалось. Во-первых, в предвкушении завтрашней поездки он готов был в любую минуту пуститься в пляс. А во– вторых, вид кровати с колючим продавленным матрасом и засаленной подушкой, на которой виднелся отпечаток чьей-то ноги, не располагал к визитам в царство Морфея. Хорошо хоть предусмотрительная Бригитта поставила каждую ножку кровати в миску с водой. Не придется всю ночь служить банкетным столом для клопов.
Порывшись в саквояже, Уолтер вынул блокнот в кожаной обложке с золотым тиснением. Первые несколько листов были вырваны еще до того, как сия вещица попала в антикварную лавку, где ее и обнаружил юный Стивенс. Иногда он задумывался: что же было на этих страницах? Хотелось надеяться, что записки о кругосветном путешествии, а не подсчет карточных долгов.
Пододвинув поближе сальную свечу, копоти от которой было больше, чем света, он тщательно вывел химическим карандашом – «Рассказ о моих приключениях». Немного подумав, добавил «зловещих».
* * *В то время как мистер Стивенс ютился возле тусклой свечи, в особняке фабриканта Штайнберга свет горел во всех комнатах. Даже в тех, где в данный момент никто не находился. От подобной иллюминации не было практической пользы, но был в ней глубокий смысл. Как и в мраморных лестницах с позлащенными перилами, и в обоях с рисунком а-ля Уильям Моррис, один метр которых стоил больше, чем вся деревня. А если бы перед курами герра Штайнберга, занимавшими отделанный кафелем курятник, бросили пригоршню монет, птицы скорчили бы кислую мину.
Комната герра Леонарда гармонировала бы с великолепием этого дома, кабы не копоть на лепном потолке, из-за чего резвящиеся ангелочки-путти напоминали жителей Конго. Но белить потолок раз в два дня – а именно с такой частотой здесь происходили катастрофы – слуги отказались наотрез.
Чувствуя себя белым сагибом, устроившим засаду на льва, Леонард Штайнберг склонился над микроскопом. Как жаль, что приходится работать по ночам! Никакой газовый рожок не сравнится с лучами солнца. Но о том, чтобы взяться за микроскоп днем, не могло быть и речи.
Сокрушался ученый недолго. В образце воды, собранном на кухне трактира, помимо всего прочего оказалась весьма занимательная амеба. Она осваивалась на новом месте и начинала вести себя интересно. Затаив дыхание, Леонард наблюдал за ее движениями, становившимися все увереннее, все грациозней.
– Леонард!
По коридору прогрохотал высокий, плотно сбитый мужчина средних лет. Нафабренные фельдфебельские усы торчали по сторонам. Волосы были черными с проседью, точнее – седыми с проблесками черноты. Но жизнь делового человека – не ложе из роз.
– Леонааард!
Как обычно, отец вошел без стука и чуть замешкался на пороге, когда юноша, не отрываясь от окуляра, сделал предупредительный жест.
– Чу! Ты ее вспугнешь.
– Кого – ее? А, опять твои финтифлюшки!
Леонард нехотя отошел от стола и, опустив руки по швам, вытянулся перед Штайнбергом, воплощая сыновнюю почтительность.
– Это не финтифлюшки, это начало моего карьерного пути.
– О нет, мальчик, наш колбасный цех – твоя карьера. А все это, – Штайнберг махнул рукой в сторону книжных полок, – суета сует и всяческая суета.
– Я придерживаюсь п-противоположного мнения.
– Уже дерзить начал?
Мгновение – и отец сгреб его за воротник, швырнул на пол, после чего одним мощным движением смел со стола нагромождение бумаг, колбы с образцами, микроскоп. Теперь все это мокло на полу в одной уродливой куче. Где-то там была и амеба. Леонард мысленно с ней попрощался.
– Ты не должен так себя вести, – поднявшись, проговорил он с тихим укором. – Хотя ты мой отец, ты не господин надо мною.
– Пока я оплачиваю твои карманные расходы, я тебе и то, и другое! Ах да, конюх проболтался, будто ты велел заложить экипаж к завтрашнему вечеру. Куда навострился?
– Д-дело в том, что давеча в «Свинье» я познакомился с одним англичанином, он тут проездом…
– Небось будете бултыхаться вдвоем в Мутном Пруду, детворе на потеху, и вылавливать своих мокриц?
– Это не мокрицы! – живо отреагировал Леонард, но увидев, как помрачнело лицо отца, воздержался от дальнейших объяснений. Новая трепка ему не улыбалась. – В любом случае, герр Штивенс приехал сюда с другими целями. Он этнограф, путешествует по европейским деревням.
Впервые за время разговора Штайнберг проявил интерес.
– Он богат? Должны же у него быть средства, чтобы финансировать такие эксцентрические выходки?
Фабрикант не сомневался, что стоит увидеть одну европейскую деревню – и ты знаком с ними всеми. Повсюду пьянство, суеверия, и нежелание шагать в ногу с капиталистическим строем.
– Не знаю. Я не спр-а-шивал, – виновато ответил Леонард. – Он сказал, что интересуется фольклором.
– Чем?
– Ну там сказки, прибаутки, заговоры от вросшего ногтя… Фольклор – это основа растущего национального самосознания. По крайней мере, он так сказал. Очень славный молодой человек…
– А ты уверен насчет последнего пункта?
– То есть?
– Что перед тобой был человек, – пояснил Штайнберг, чувствуя в груди завихрения гнева, ледяного, как арктический шторм.
– Да, к-кажется…
– Кажется?
– Точно да! – убежденно заговорил Леонард. – Он попросил у служанки хлеба и сыра.
– Значит, они еще не начали прибывать. Хотя не исключено, что этот твой приятель у них на посылках. Так, – отозвался Штайнберг. – Так. И ты предложил ему прокатиться в нашем экипаже – куда, кстати?
– В замок Лютценземерн, познакомиться с графом.
– Леонард, ты выжил из ума! – простонал отец, прикрывая глаза рукой. – Ты хотя бы представляешь, олух, как это может быть опасно!
– Но….
– И после того, что произошло! И буквально накануне Бала!
– Ты думаешь, что между всем этим есть взаимосвязь?
– Я уже не знаю, что и думать.
Он рухнул на стул, который возмущенно скрипнул от такого обращения. Леонард встал рядом. Вот бы упасть на колени и обнять отца, да только тот расценит это как чрезмерную вольность. И когда, кстати, он в последний раз менял белье? Несвежая рубашка – это рассадник бактерий, а отец сейчас такой рассеянный! То ли еще будет через неделю, когда распроклятый Бал состоится.
Вернее, не состоится – вот в чем ужас-то.
– Прости, отец, я поступил глупо, – промямлил Леонард. – Конечно же, никуда я с ним не поеду.
– Наконец-то здравая мысль. Нам нужно сидеть тише воды и ниже травы.
– Но сам он все равно доберется до замка. Хоть пешком, но доберется. Ты бы видел, как он загорелся этой идеей.
– Его право. А вот графа, пожалуй, стоит предупредить, чтобы ждал посетителя. А то еще обидится, что ты подкинул ему незваного гостя за здорово живешь. Хотя вряд ли, гостей он любит. Даже чересчур, – усмехнулся Штайнберг. – Отправь ему весточку и не забудь засвидетельствовать свое почтение фройляйн Гизеле. Ох, и почему я должен тебя всему учить!
