Татьяна Недозор - Северная звезда
В том, что касалось еды, она была прогрессисткой – кулебяки, блины с икрой, огромные расстегаи и чуть ли не полуведерные тарелки щей, обожаемые её отцом, казались ей вульгарными. Она же не какая-то старозаветная купчиха вроде Кабанихи из любимой ею «Грозы» Островского…
Когда она возвращалась, Арбенин как раз вышел из отцовского кабинета. Одетый в безупречную чесучовую пару, статный, с пышной шевелюрой, с правильными, если не сказать, античными чертами лица, чуть удлиненным носом, этот господин, бывший ротмистр конной гвардии, сейчас почему-то напоминал ей утомленного жизнью частного пристава или приказчика из модного магазина.
Как Маша знала, Арбенин вырос в семье провинциального земского деятеля, человека либеральных взглядов, временами даже почти социалистических, гремевшего в свое время среди «общества» и даже один раз арестовывавшегося – после цареубийства 1 марта. Но вот его сына никакие прогрессивные идеи не волновали. Он страстно мечтал вырваться из провинциальной глуши и разбогатеть. Потому быстро вышел в отставку и заложил свое небогатое имение в Костромской губернии, чтобы с получившимся капиталом явиться к Воронову, ибо знал его тестя, отца покойной матери Маши. Выбор был безошибочный, и разбогатеть Арбенину вполне удалось, хотя, как она знала, многие родственники и друзья семьи не особо его привечали, посматривая косо за уход из полка и обращение к делам купеческого сословия.
Выйдя, Арбенин остановил взгляд на Маше. С полминуты он стоял молча, а потом вдруг решительно направился к ней:
– Мария Михайловна!
– Что вам, Виктор Петрович?
Мария искоса взглянула на него. Тетя Христина настаивала, чтобы при визитах Арбенина она выказывала ему больше расположения. Девушка её круга не имеет права забывать о вежливости и этикете. Но племянница не умела притворяться…
– Мария Михайловна, позвольте вас пригласить на прогулку… Прекрасная погода.
– Сейчас? Нет, спасибо. Мне нужно отдохнуть…
Арбенин нетерпеливо пожал плечами.
– Я думаю, мы всё же могли бы найти время для небольшой прогулки.
– Виктор Петрович, я же сказала! – надула она губки.
– Извините. Мне нужно с вами поговорить. Я уже давно собираюсь с вами поговорить… это важно.
– Не сейчас, Виктор Петрович. У меня действительно нет времени.
Его глаза рассерженно блеснули, губы упрямо поджались.
– Я должен поговорить с вами, Мария Михайловна, но здесь не могу. Разговор должен остаться между нами.
Мария тяжело вздохнула:
– Ну ладно.
Она взяла свою мантилью и быстро завернулась в нее, потом надела шляпку, в то время как Арбенин подхватил с изящного столика цилиндр и изящную трость.
Ладно, она выслушает его признание (не дура, догадалась, о чем пойдет речь).
Потом откажет, и все. Пусть ухлестывает за её подругами, тем более они не прочь.
Они прошли Конногвардейский переулок, в просвете которого был виден тяжеловесный Юсуповский дворец. Слева остался дом Якобсона – громадное строение, занимавшее почти целый квартал и выходившее сразу на Садовую улицу, Вознесенский и Петергофский проспекты. Этот доходный дом включал в себя целый лабиринт с бесчисленным множеством квартир, дававших приют множеству народа. В грязных и темных полуподвальных комнатах ютились истопники, мастеровые, каменщики. В меблированных квартирках, душных и тесноватых, квартировали чиновники, студенты посостоятельнее, приказчики средней руки и девицы, «живущие от себя», – из тех, что получше да почище. Ну а в квартирах бельэтажа – разные статские советники, маклеры, рестораторы, модные врачи и прочая чистая публика.
Через пять минут она решительно остановилась на перекрестке Литейного и Конногвардейского. Тут возвышался обнесенный чугунной оградой особняк князя Гурятинского. Князь этот прославился тем, что в царствование Николая I, прадеда нынешнего царя, он, штабс-капитан гвардейской артиллерии, отверг предложенную ему руку фрейлины Нелидовской – беременной фаворитки императора, хотя к ней прилагались сто тысяч приданого и чин флигель-адъютанта. Он оставил службу в гвардии, покинул Петербург, женился на дочери деревенского священника и уехал на Кавказ, где проявил удивительное мужество. Но карьеры так и не сделал. Князь вышел в отставку после Крымской войны, с тех пор и вел отшельнический образ жизни. При этом отклонял все приглашения вернуться на службу от сменивших Николая Павловича царей, как говорят, будучи не в здравом рассудке.
Все это пронеслось у неё в голове, пока они стояли напротив мрачного дома, словно чего-то ожидая.
– Так о чем вы хотели поговорить со мной, Виктор Петрович?
– Мария Михайловна… – выдавил он. – Я хочу, чтобы вы… стали моей женой.
Девушка тянула время, размышляя над тем, как бы повежливее отказать неожиданному претенденту на руку и сердце. В душе вдруг возникло теплое чувство и даже жалость к Арбенину. В конце концов, она же не виновата, что не любит его.
– Вы хотите, сударь, чтобы мы поженились? – наконец вымолвила она, растягивая слова.
– Да, хочу, – порывисто забормотал он. – А что же в этом странного, скажите на милость? Мария, я… мечтаю о вас с того самого дня, когда впервые пришел в дом вашего отца. Тогда я увидел в юной девочке прекрасную женщину и решил, что придет время и она станет моей.
Воронова молча смотрела на него. Его напор и страстность удивляли и даже пугали девушку. Молодые люди, которых она знала, никогда не говорили ей подобных слов. И тут же возникло резкое раздражение.
Скажите, пожалуйста, какой кавалер! Напорист и прямолинеен, словно она не дочь его патрона, а субретка! Да и комплимент на грани. Хотя, надо признать, не переходит её.
Он нервно сжал губы, а потом вдруг схватил её за руку.
Подавив непонятный страх, она вырвалась и отступила назад.
– Вы забываетесь, сударь! Я не давала повода!
Боже мой, если бы на его месте был Дмитрий!
Из-за этой мысли она пропустила мимо ушей продолжение разговора.
– … Поверьте, я сделаю все, чтобы вы были счастливы! И вы будете счастливы со мной, сударыня! Да, вы будете счастливы, когда рядом с вами окажется человек, понимающий, что к чему в этой жизни, – услышала она, придя в себя.
– Я не собираюсь… – придав голосу как можно большую надменность, начала она и запнулась.
Как бы поэффектнее отказать этому приказчику?
– Короче, вы и сами все понимаете. Тем более что…
