Дина Лампитт - Солдат удачи
Поэтому никого не удивило, когда Джон Уордлоу, чопорный молодой человек, уставший от своей надоедливой матери, безумно влюбился в обеих сестер. Он с радостью женился бы на любой из них. Он был бы благодарен за брошенный на него нежный, пусть мимолетный взгляд. И когда Мелани умерла от лихорадки, Хелен, ища утешения, наконец обратила внимание на корректного молодого военного. Его самое заветное желание исполнилось.
Джекдо, их второй ребенок, всегда думал, что его рождение было горьким ударом судьбы для отца. Мальчик был маленького роста, одна нога была короче другой на три дюйма, поэтому полностью исключалась военная карьера, что было в традициях обеих семей. Тем не менее, его окрестили Джоном в честь отца. Но из-за смуглой кожи и острого зрения он вскоре получил прозвище Джекдо. Он был настоящим Вороненком, предоставив своему старшему брату Роберту расти большим и красивым — таким, как хотелось их отцу.
Хелен заметила в нем большие способности очень рано. Еще когда он был грудным младенцем, она поняла, что от своих предков по материнской линии ребенок унаследовал не только внешность, но и магический дар ясновидения. Когда он подрос, она заказала для него специальную обувь, в которой он мог ходить, как все нормальные люди. А вскоре, когда у мальчика обнаружился блестящий ум, Хелен научила его читать, писать и говорить по-испански.
И вот в эту ветреную ноябрьскую ночь в голове у Джекдо вновь возникли кометы. До него донесся какой-то странный гул, похожий на дыхание ворочающегося дракона. Он взглянул на игрушечный колокольчик своей сестры, и вдруг отчетливо возникло видение. Сначала это был младенец, потом он превратился в маленькую девочку с ярко-рыжими волосами, затем и эта картина угасла, чтобы уступить место образу взрослой женщины с пылающими рыжими кудрями, разметавшимися по плечам. Он уже почти расслышал ее имя, но тут видение начало таять.
Его нервы были напряжены до предела.
— Кто ты? — произнес он. И услышал в ответ:
— Горри.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Это было самым страшным из всего, что Горри когда-либо видела в жизни. Только что ее брат смеялся вместе с ней, подбрасывая ее в воздух над своей головой. И вдруг он уронил ее, а сам упал возле ее ног; изо рта хлынула пузырящаяся пена, высунулся язык, он задыхался и хрипел, тело сотрясалось в жестоких конвульсиях и подпрыгивало, как будто его стегали кнутом.
Девочка так испугалась, что даже не могла кричать, а просто стояла неподвижно и смотрела на ставшее таким чужим существо, бьющееся в судорогах на земле перед ней; ее брат Джордж пришел ей на помощь. Он рванулся вперед с того места, откуда бросал мяч их сестре Аннетте Лауре, дернул язык изо рта Джей-Джея и крепко прижал его. Другой рукой он оторвал, как тряпку, воротник Джей-Джея и освободил ему горло. Потом крикнул Аннетте:
— Уведи детей в дом! Быстро! И приведи маму. У Джей-Джея припадок.
Горри никогда не слышала этого слова раньше, и вечером, когда уже прошло много времени с тех пор, как Джей-Джея унесли в дом лакей и доктор, она спросила у няни, что оно означает.
— Я не могу сказать вам этого, леди Горация. Вы должны спросить об этом у ее сиятельства. Хотя маленькие девочки не должны спрашивать обо всем, что видят, вы же знаете.
Но когда наступила ночь, и граф и графиня Уолдгрейв, собираясь на обед к королю Георгу — четвертому по счету, носившему этот титул, — совершали, как это было заведено, обход детской, чтобы пожелать спокойной ночи своим детям, Горри не удержалась и спросила:
— Мама, папа, что такое припадок?
Граф, одетый в парадное платье — белый атласный жилет, расшитый по низу золотой нитью, черную с золотом визитку и великолепный кружевной галстук, — быстро взглянул на нее. Когда-то он был одним из самых сумасбродных молодых людей, но семейные заботы остепенили его. Энн ответила дочери первая:
— Это болезнь, Горри, она называется эпилепсией. Временами ее приступы возникают у Джей-Джея.
— Она все равно не поймет, — сказал граф.
— Поймет, Джеймс. Я никогда не запрещала детям задавать любые вопросы, тебе хорошо это известно. Иначе как они смогут все узнать?
Они стояли, тихо пререкаясь друг с другом, и Горация подумала, что ее мама, должно быть, самая красивая женщина на свете. Следуя моде, она сменила свои белокурые локоны на «узел Аполлона» с приколотым на затылке накладным шиньоном и кудрями надо лбом. Это великолепное творение было украшено сверху множеством цветов и увенчано диадемой; крупные бриллианты мерцали на ее шее и в ушах. И, чтобы совершенно покорить светское общество, Энн надела юбку самой модной длины, из-под которой соблазнительно виднелись изящные, обтянутые шелком лодыжки и миниатюрные бальные туфли из черного атласа.
— Тебе лучше знать, — наконец, чтобы закончить спор, сказал граф.
Он был так же красив, как и его жена: густые черные вьющиеся волосы, с уже начинающей пробиваться сединой, сияющие голубые глаза, обрамленные загнутыми черными ресницами. Джей-Джей и Джордж совершенно повторили отца, а Аннетта Лаура, любимица матери, отличалась ото всех золотистыми волосами и обманчиво мягким, как сияние лунного камня, взором. Было трудно что-либо сказать наверняка о малышке Иде, за исключением того, что она обладала карими глазами и уже научилась надувать свои маленькие, как бутон розы, губки, если ей отказывали в просьбе.
Горация же, как все в один голос утверждали, пошла в свою бабушку — знаменитую красавицу леди Лауру Уолдгрейв, внучатую племянницу Горация Уолпола. С нее писал портрет сам Джошуа Рейнолдс, которого покорила ее утонченность. Тем не менее она сама воспитала пятерых детей, когда ее муж, четвертый граф Уолдгрейв, умер всего лишь через семь лет после их свадьбы. От нее-то отец Горри и унаследовал Строберри Хилл — маленький готический замок Уолпола на Темзе близ городка Туикнам.
Горация унаследовала от бабушки огненно-рыжие волосы и глаза русалки, от матери она унаследовала решительную линию губ, от отца — любовь к приключениям — было известно, что Джеймс, который сражался под командованием герцога Веллингтонского, заключал совершенно невероятные пари со своими товарищами, например, кто из них сможет обрюхатить за год больше девиц.
К несчастью, а, возможно, к счастью, потому что рано или поздно кто-то ведь должен был набросить на него уздечку, он не устоял перед напором миниатюрной Энн Кинг.
Он сдался ей в Париже, где их часть была расквартирована после позорного поражения Наполеона. Шел 1812 год, и весь город ликовал и праздновал победу. Когда дочке капеллана, с ее детской фигуркой и всегда опущенными глазами, впервые позволили прийти на бал, она показалась подполковнику графу Уолдгрейву легкой добычей.